Беседовали о чем-то своем, а лес был им не нужен вовсе. Потом один сказал: «И что мы тратим время впустую? Здесь сыро, как в могиле». И они ушли. Выходя из чащи, кто-то из ребят бросил на землю окурок — он еще дымился. Мой товарищ, разгневанный этим, хотел было затушить его ногой. «Не трогай, — остановил я его, — у них так принято». И вот мы стояли и молча смотрели на ниточку дыма, что вилась над окурком, пока тот не погас.
Глава XXXI
Трудно уловить все тонкости взаимоотношений между подростками, которые собирались на поляне в Спакке, и проникнуть в тайны их дружбы и ссор. Но все же известно, что в тот год разгорелась вражда между ними и ребятами из Нижнего Дола, не учившимися в пансионе. Мальчишки из поселка не раз приходили к заброшенной хижине у кромки Старого Леса, и там разворачивались сражения, исход которых не позволял решить, за кем осталась победа.
Так продолжалось вплоть до начала лета, над Спаккой витал дух войны, опасность подкарауливала на каждом шагу. Приходилось все время быть настороже, ведь враг мог подстерегать в засаде, укрывшись в тени деревьев. От любого шороха перехватывало дыхание, а с наступлением темноты все разговоры велись шепотом.
22 июня ученики пансиона, собравшись на поляне, решили сходить на разведку в глубь чащи. До Берто долетели слухи, будто неприятель устроил штаб на лужайке примерно в пятистах метрах от Спакки. А поскольку Бенвенуто вот уже несколько дней выглядел уставшим и вялым, его попросили остаться в хижине и нести дозор. Условились, что если он заметит врага, то трижды крикнет кукушкой — это у него хорошо получалось.
Судя по всему, затеянная Берто вылазка в лес была лишь подлым предлогом оставить Бенвенуто одного. Они ведь недолюбливали друг друга. И похоже, Берто знал наверняка, что в тот день следовало ждать нападения мальчишек из Нижнего Дола. Враги придут, застанут Бенвенуто врасплох и вздуют хорошенько, не пожалев для него отборных тумаков. Берто на дух не переносил юного Проколо — в этом, по крайней мере, сомнений нет; Бенвенуто, по его словам, задавался, задирал нос, и наследство, доставшееся от Морро, вскружило ему голову, хотя на деле он жалкий трус и ничтожество. Однако достоверными сведениями мы не располагаем. Не исключено, что Берто задумал разведку из лучших побуждений и все произошло по чистой случайности.
Мальчишки из долины явились спустя полчаса после того, как ушли товарищи Бенвенуто. Припав к земле, противники двигались бесшумно и проворно, юркие, точно змеи; короткими перебежками, прячась за кустами и деревьями, приблизились они к хижине. Их было восемь или девять.
Бенвенуто лежал в гамаке, подвешенном к потолочной балке, и крепко спал. Солнце силилось пробиться сквозь плотное облачное покрывало, день выдался жаркий, душный.
На этот раз мальчишки из поселка не захватили с собой ни палок, ни камней. Зато каждый нес по пучку соломы. Ступая мягко, как кошки, они окружили хижину и разбросали солому. В трех или четырех местах подожгли ее и быстро убежали, растворившись среди елей Старого Леса.
Пламя разгоралось неохотно. В свете солнца его почти не было видно. Но мало-помалу огонь расползся по соломе и устремился к хижине. Пелена густого дыма обступила стены. Бенвенуто по-прежнему спал.
Птичка, которая была всему свидетелем, грустно чирикала, предчувствуя беду. Заметив столб дыма, поднимавшийся к небу, на поляну слетелись ветры, и среди них Маттео.
— Бенвенуто! Бенвенуто! — закричали с опушки. Это вернулись ученики пансиона: они тотчас поняли, что стряслось. Некоторые, правда, подумали сперва, что хижину поджег Бенвенуто, но, увидев горящую солому, догадались: это дело рук врага.
— Бенвенуто! Бенвенуто! — звали перепуганные мальчики. Шутка принимала скверный оборот.
Наконец Бенвенуто проснулся. Сквозь завесу дыма приятели видели, как он показался на пороге — в лице ни кровинки.
Сквозь завесу дыма приятели видели, как он показался на пороге — в лице ни кровинки. Из его груди не вырвалось и слабого крика, он замер на мгновенье, прислонившись к дверному косяку. Потом стал выходить, направляясь к лесу, и шагал совсем медленно, невероятно медленно — так, словно чихать хотел на весь этот огонь. Бенвенуто шел через дым, языки пламени кусали его, а он шел, осунувшийся и безразличный ко всему.
И вот он спасся. Мальчики уставились на него, онемев от страха. Бенвенуто натужно улыбнулся.
— Я забыл шапку! — воскликнул он глухим, сдавленным голосом. Развернулся, двинулся обратно к хижине, проделав все это так невозмутимо, хладнокровно и спокойно, что и не описать; прошел сквозь стену дыма, а через несколько секунд появился снова, с шапкой на голове, и, закашлявшись, в третий раз пересек полосу огня.
— Ну давай же, поторапливайся! Живее! — кричали ему товарищи. — Ты что, умереть хочешь в этом пожаре?
— Поспеши, поспеши, — отозвался Бенвенуто (было заметно, что он едва сдерживает слезы). — А к чему спешка-то? Меня что, кто-нибудь ждет?
Можно почитать за чудо, что он не пострадал. Мальчики, которые стояли под елями у края поляны, невольно отшатнулись, когда Бенвенуто проходил мимо. Все (даже Берто) дышали тяжело и прерывисто, глядя на него широко распахнутыми, блестящими глазами.
Все так же медленно, еле передвигая ноги, Бенвенуто вошел в лес и зашагал к дому Проколо, где он жил на каникулах. Его провожал только Маттео — ветер метался среди ветвей, не зная толком, что сказать.
Пройдя метров двести (приятели остались далеко и не могли его услышать), Бенвенуто остановился, прислонился к дереву и закашлялся. Дым проник ему глубоко в легкие. Кашлять было больно, и плечи Бенвенуто вздрагивали. Маттео кружил над ним и по-прежнему не знал, что сказать.
Глава XXXII
Наверное, Бенвенуто наглотался дыма во время пожара, а может, еще что случилось, — как бы то ни было, он заболел. Проколо вызвал врача, который, прослушав Бенвенуто, обнаружил что-то неладное в легких, заключил, что мальчик серьезно болен, и выписал лекарство. После обеда он пришел снова, чтобы сделать укол с жаропонижающим.
Вечером зарядил дождь. Полковник проводил врача до порога. День угасал. Из леса подкрадывались сумерки, льнули к дому, сжимая его в плотное темное кольцо. Выйдя на лужайку, врач настороженно осмотрелся вокруг.
— Влажное тут место, — заметил он, покачав головой.
— Да, — согласился Проколо. — Здесь и правда слегка влажно. Как мальчик?
Врач уже сел за руль.
— Мальчик, — ответил он задумчиво, — мальчик, хм… будем надеяться на лучшее.
Машина покатила к долине, освещая дорогу фарами. Лицо полковника, неподвижно стоявшего на крыльце, трудно было разглядеть в темноте.
В десять часов Бенвенуто, измученный жаром, задремал. Ветторе обернул лампу голубой бумагой, чтобы приглушить яркий свет. В доме ни шороха, и лишь снаружи доносился несмолкающий рокот, смутный и далекий, — глубокое, мощное дыхание леса. Но вот в комнате Бенвенуто послышалось шуршанье, будто кто-то скребся в углу под потолком, прямо над кроватью мальчика. Бенвенуто пригляделся, однако не увидел ничего, кроме четырех деревянных балок, на которых держались перекрытия.
— Это мышь, — сказал сидевший в углу Ветторе.
— Позови дядю на минутку, — слабым голосом попросил Бенвенуто.
Ветторе пошел за полковником.
— Постарайся уснуть, если хочешь, чтобы температура спала, — посоветовал Проколо с порога комнаты.
— Дядя, там мышь скребется, прислушайся, — пробормотал Бенвенуто, — она не дает мне заснуть.