Сэм [это мой отец] заявил, что не видел, как мать достает револьвер из-под матраса, пока его укладывали на ночь спать».
Судя по всему, дед зашел на кухню починить электрический выключатель, и один из моих дядьев (второй младший сын) держал свечку, чтобы ему было лучше видно. «Мальчик заявил, что его охватила паника, когда он услышал выстрел и увидел револьверную вспышку, и он выбежал из кухни». По словам моей бабушки, ее муж застрелился сам. Она призналась, что они спорили из-за денег, а «потом он сказал, продолжала она, что “конец тут будет либо тебе, либо мне”, и стал мне угрожать. Я не ведала, что револьвер у него. Я его хранила под матрасом своей постели, и он об этом знал».
Поскольку моя бабушка почти не говорила по-английски, я допускаю, что и это ее утверждение, и все остальные, приписанные ей, сочинены репортером. Что бы она там ни сказала, в полиции ей не поверили. «Миссис Остер повторила свой рассказ различным офицерам полиции, ничего в нем коренным образом не меняя, и выразила величайшее удивление, когда ей сообщили, что она будет задержана полицией. С великой нежностью она поцеловала малютку Сэма на сон грядущий, после чего отправилась в окружную тюрьму… Двое мальчиков Остеров прошлой ночью стали гостями управления полиции – они ночевали в помещении для инструктажа, а наутро, по-видимому, вполне оправились от испуга, который пережили в результате трагедии, случившейся у них дома».
К концу статьи приводится вот какая информация о моем деде: «Хэрри Остер был уроженцем Австрии. В эту страну он приехал несколько лет назад и жил в Чикаго, Канаде и Кеноше. Они с супругой, согласно изложенному полиции, позднее вернулись в Австрию, но бабушка присоединилась к супругу в этой стране, примерно когда они приехали в Кеношу. Остер приобрел несколько жилых зданий во втором районе и некоторое время осуществлял крупномасштабные операции. Он выстроил большое трехквартирное здание на Южной Парк-авеню и еще одно, известное как “Квартиры Остера” – на Южной Эксчейндж-стрит. Шесть или восемь месяцев назад начались его финансовые неудачи… Не так давно миссис Остер обратилась в полицию за помощью в слежке за мистером Остером, поскольку, утверждала она, у него завязались отношения с молодой женщиной, которые, по ее убеждению, нуждались в разбирательстве. Именно так полиции впервые стала известна женщина “Фэнни”… Многие видели Остера и беседовали с ним днем в четверг, и все эти люди утверждают, что выглядел он нормально и признаков желания наложить на себя руки не проявлял…»
Самоубийство явно никого не убеждало. В последнем абзаце репортер писал, что «официальные лица намекают на поразительную природу развития некоторых событий».
«С сухими глазами и без единого признака чувств или скорби миссис Хэрри Остер, задержанная в связи с таинственной кончиной ее супруга Хэрри Остера, в воскресенье утром под охраной посетила погребальную службу по человеку, в связи с чьею смертью она задержана… Ни в часовне Кроссин, где впервые с вечера четверга она взглянула в мертвое лицо своего супруга, ни на кладбище не являла она ни малейших признаков слабости. Единственный намек на уступку жуткому напряжению этого испытания она выказала над могилой после окончания погребения – попросила о беседе сегодня днем с преп. М. Хартманом, пастором конгрегации Б’най Задек… Когда обряд завершился, миссис Остер спокойно запахнула потуже на шее воротник из лисьего меха и дала полиции знать, что готова уйти… После кратких ритуальных церемоний на Висконсин-стрит выстроилась похоронная процессия. Миссис Остер также попросила дозволения присутствовать на кладбище, и просьбу ее полиция с готовностью удовлетворила. Казалось, она весьма недовольна тем, что ей не предоставили средства перемещения, – быть может, вспоминая тот краткий период явного благосостояния, когда в Кеноше видели лимузин Остеров… Испытание до крайности затянулось, ибо при подготовке могилы случилась какая-то задержка, и, ожидая, она подозвала к себе Сэма, самого младшего мальчика, и запахнула у него на шее воротник.
Миссис Остер также попросила дозволения присутствовать на кладбище, и просьбу ее полиция с готовностью удовлетворила. Казалось, она весьма недовольна тем, что ей не предоставили средства перемещения, – быть может, вспоминая тот краткий период явного благосостояния, когда в Кеноше видели лимузин Остеров… Испытание до крайности затянулось, ибо при подготовке могилы случилась какая-то задержка, и, ожидая, она подозвала к себе Сэма, самого младшего мальчика, и запахнула у него на шее воротник. Она тихо поговорила с ним, но за этим исключением хранила молчание, пока погребение не завершилось… На похоронах выделялся Сэмюэл Остер из Детройта, брат Хэрри Остера. С особым тщанием он заботился о младших детях и предпринимал попытки утешить их в скорби… В речах своих и общем расположении Остер, казалось, весьма огорчен смертью своего брата. Он явно давал понять, что не верит в теорию самоубийства, и высказывал замечания, отдававшие обвинениями вдовы… Преп. М. Хартман… произнес над могилой красноречивую проповедь. Он сокрушался о том, что первым человеком, похороненным на этом кладбище, стала жертва насилия, убитая в самом расцвете лет. Он отдал дань предприимчивости Хэрри Остера, однако посетовал на его безвременную кончину… Вдову, похоже, дань памяти ее покойному супругу не тронула. Она равнодушно распахнула пальто, дабы позволить патриарху сделать надрез на ее вязаном свитере в знак скорби, предписываемый иудейской верой… Официальным лицам Кеноши не удается отказаться от подозрения, что Остера убила его супруга…»
Вот ее официальная явка с повинной: «Меня зовут Анна Остер. Я застрелила Хэрри Остера в городе Кеноша, штат Висконсин, 23-го числа января месяца 1919 года от Р. Х. Я слышала, как люди отмечали, будто слышали три выстрела, но я не помню, сколько в тот день было сделано выстрелов. Причина застрелить оного Хэрри Остера у меня была в том, что оный Хэрри Остер со мной плохо обращался. Я совсем как помешалась, когда застрелила оного Хэрри Остера. Я никогда не думала стрелять в него, оного Хэрри Остера, до того мига, как выстрелила в него. Думаю, это тот самый револьвер, из которого я застрелила оного Хэрри Остера. Заявление это я делаю по собственной воле и без всякого к нему принуждения».
Репортер продолжает: «На столе перед миссис Остер лежал револьвер, из которого ее супруг был застрелен насмерть. Говоря о нем, она коснулась его неверной рукой, а затем отняла ее с заметною дрожью ужаса. Ничего не произнеся, начальник отодвинул оружие в сторону и спросил миссис Остер, не желает ли она добавить чего-либо к уже сказанному. “Пока всё, – сдержанно ответила она. – Вы за меня подпишите, я свой значок поставлю”… Ее распоряжению – на краткий миг она вновь показалась чуть ли не царственной – повиновались, она заверила подпись и попросила вернуть ее в камеру…»
По собственному заверению репортера, слушание прошло «без происшествий». Но все равно он не смог воздержаться от такого замечания: «Инцидент произошел по ее возвращении в зарешеченную комнату, прокомментировав собой состояние рассудка миссис Остер… Женщину, задержанную по обвинению в связи с женатым мужчиной, доставили в тюрьму для заключения в соседней камере. Завидя ее, миссис Остер осведомилась о новоприбывшей и выяснила, в чем суть дела. “Ей нужно десять лет дать, – произнесла она, когда безжалостно лязгнула железная дверь. – Я здесь из-за таких, как она”».
Неделю пресса молчала. Затем, 8 февраля, появилась заметка об «активной поддержке, какую оказывают этому делу некоторые газеты, публикуемые на еврейском языке в Чикаго. В отдельных содержались колонки, где их авторы рассматривают судебный прецедент миссис Остер, и заявляется, что статьи эти сильно подхлестывают ее защиту… В пятницу днем миссис Остер с одним из детей сидела в кабинете своего адвоката, пока зачитывались выдержки из этих статей.