Они разбились в той же авиакатастрофе, вместе с отцом. Мать живет в Личфилде, штат Коннектикут.
Я был ошеломлен как самим фактом, так и нахальством, с которым она призналась в своих деяниях.
– Секретарша сказала, что ты заканчивал колледж Франклина и Маршалла, в семьдесят первом. Здесь ты четыре года преподаешь американскую литературу, и один парень из твоего класса сказал, что как учитель ты, открыть кавычки, в порядке, закрыть кавычки. – Она снова сложила бумажку и засунула ее в карман.
– Ну и к чему это расследование? Я что, под подозрением?
Она не вынимала рук из карманов.
– Я люблю знать... о людях.
– Да? И что дальше?
– А ничего. Когда ты сходу предложил такие деньги за книгу Маршалла Франса, мне захотелось побольше разузнать о тебе, вот и все.
– А я, знаешь, как-то не привык, чтобы на меня заводили досье.
– Почему ты бросаешь работу?
– Я не бросаю. Это называется отпуск за свой счет, Джей Эдгар. Да и в любом случае, тебе-то что?
– Посмотри, что я принесла тебе показать. – Она что-то вынула из-за спины, из-под своего серого свитера, и протянула мне. Ее голос звучал взволнованно: – Я слышала о ней, но даже не думала, что удастся когда-нибудь найти. Всего-то тысяча тираж. А тут наткнулась вдруг в Нью-Йорке, в “Готэме”. Я годами за ней охотилась.
Это была маленькая брошюрка, напечатанная на восхитительно толстой бумаге с грубой текстурой. По картинке на обложке (как всегда, Ван-Уолта) я понял, что это Франс, но не представлял, что именно. Заголовок гласил “Анна на крыльях ночи”, и меня сразу удивило, что в отличие от остальных его книг в тексте иллюстраций не было – только на обложке. Простой черно-белый рисунок пером изображал девочку в брезентовом комбинезоне, идущую в лучах заката к железнодорожной станции.
– Я даже не слышал о ней. Как... Когда она была издана?
– Не слышал? Правда? Никогда?.. – Она осторожно извлекла книжку из моих жадных рук и провела пальцами по обложке, словно читая шрифт Брайля. – Это роман, над которым он работал, когда умер. Невероятно, правда? Роман Маршалла Франса! Говорили даже, что он его закончил, но его дочь Анна противится изданию. Это,– в ее голосе звенел гнев, и палец обвинительно уперся в обложку,– единственная часть, которую кто-либо видел. И книжка совсем не детская. Трудно поверить, что это он написал, она очень сильно отличается от всего остального. Такая печальная и... странная.
Я снова вытянул книжку у нее из рук и осторожно раскрыл.
– Это только первая глава, видишь, но даже она довольно длинная – почти сорок страниц.
– Не возражаешь, м-м-м, если я немного посмотрю ее один, минутку всего?
Она мило улыбнулась и кивнула. Когда я оторвался от книги, Саксони входила в комнату с подносом, нагруженным чашками и всеми английскими булочками, что я планировал съесть на полдник завтра и послезавтра, тут же пыхтел паром мой медный чайник.
Она поставила поднос на пол.
– Не возражаешь? Я целый день ничего не ела и страсть как проголодалась, а тут увидела их...
Я закрыл книжку и откинулся на спинку кресла, наблюдая, как Саксони поглощает мои булочки, и не мог удержаться от улыбки. А потом с бухты-барахты взял и выболтал свой план насчет биографии Франса.
Я понимал, что если и мог предварительно поделиться с кем-нибудь своим замыслом, то только с ней, но, рассказав, я сам смутился своего энтузиазма. Подойдя к стене с масками, я сделал вид, что поправляю Маркизу.
Саксони все молчала и молчала – а когда я наконец отвернулся от стены, то потупилась и впервые с момента нашей встречи проговорила, не глядя на меня:
– Могу я как-нибудь помочь? Я бы занялась для тебя всякой розыскной работой.
Мне уже приходилось, для одного моего институтского профессора, но это же совсем другое дело – исследовать егожизнь, Маршалла Франса. Я возьму совсем немного. Правда. Какой сейчас официальный минимум? Два доллара в час?
Мнэ-э. Очень милая девочка, как говаривала мама, знакомя меня со своей очередной “находкой”; но в этом деле я не хотел ничьей помощи, даже если Саксони знала о Франсе куда больше моего. Если я действительно ввяжусь в эту затею, то на кой черт мне, спрашивается, лишняя обуза? Особенно когда речь о женщине, которая, такое впечатление, вечно норовит настоять на своем, не мытьем, так катаньем; а эти перепады настроения меня откровенно пугали. Да, определенные достоинства у нее есть, но она выбрала не то место и не то время. И во-о-т я хм-м-мы-ы-ыкал и э-э-экал, и ходил вокруг да около, и, слава богу, она довольно быстро поняла, что к чему.
– В общем, ты говоришь нет.
– Ну... в общем... Ты права.
Она уставилась в пол, скрестив на груди руки.
– Понятно.
Так она постояла с минуту, потом повернулась на каблуках и, прихватив книжку Франса, направилась к двери.
– Эй, погоди, зачем так сразу уходить! – Мне представилась ужасная картина, как она засовывает книгу обратно к себе под свитер. Сердце кровью обливалось – стоило только подумать об этом шерстистом выступе.
Она вскинула руки, надевая не успевшее просохнуть пончо. На мгновение она стала ну вылитый Бела Люгоши, только резиновый. Собственно, когда заговорила, она так и оставалась в этой позе:
– Думаю, ты совершаешь большую ошибку, если уж серьезно собрался написать эту книгу. Честное слово, я могла бы помочь.
– Знаешь что... М-м-м, я...
– Я хочу сказать, что могла бы действительно помочь.И совершенно не вижу... Ладно, не суть. – Она открыла дверь и очень тихо затворила ее за собой.
Двумя днями позже я вернулся к себе после уроков и обнаружил на двери записку. Написано было толстым маркером, и почерка я не узнал.
“Я ВСЕ РАВНО СДЕЛАЮ ЭТО. ТЫ ТУТ НИ ПРИ ЧЕМ. ПОЗВОНИ МНЕ, КОГДА ПРИДЕШЬ, – Я НАШЛА ХОРОШИЙ МАТЕРИАЛ. САКСОНИ ГАРДНЕР”.
Только не хватало, чтобы кто-нибудь из моих ученичков прочел это и тут же перевел “материал” как “наркота”, и распустил бы слух о развлечениях старины мистера Эбби за закрытыми дверьми. Я даже не знал телефона Саксони и вовсе не собирался его разузнавать. Но вечером она позвонила сама, и на протяжении всего разговора ее голос звучал сердито.
– Я понимаю, Томас, ты не хочешь, чтобы я лезла в это дело, но все равно должен был позвонить. Столько времени копаться в библиотеке...
– Правда? Что ж, я ценю это. Нет, действительно!
– Тогда возьми карандаш и бумагу, потому что раскопала я много.
– Давай. Взял. – Каковы бы ни были ее мотивы, я не собирался выключать радио с позывными “Халява, плиз”.
– Хорошо. Прежде всего, на самом деле его фамилия была не Франс, а Франк. Мартин Эмиль Франк. Он родился в Раттенберге, в Австрии, в двадцать втором году. Раттенберг – это маленький городишко милях в сорока от Инсбрука, в горах. Его отца звали Давид, а мать – Ханна.
– Минутку... Давай дальше.
– У него был старший брат Исаак, который погиб в Дахау в сорок четвертом.
– Они были евреи?
– Несомненно. Франс приехал в Америку в тридцать восьмом году и вскоре переселился в Гален, штат Миссури.
– Почему именно в Гален? Ты не выяснила?
– Нет, но выясняю. Мне это так нравится. Очень здорово работать в библиотеке, вызнавать подноготную о том, кого любишь.
Она дала отбой, а я еще постоял какое-то время с трубкой в кулаке и наконец почесал ею в затылке.