То же самое, что мы сейчас с вами курим здесь коноплю.
Я молча сидел, поставив локоть на ручку кресла.
— Это значит, что я без спроса поджигаю чужие сараи. Правда, выбираю такие, от которых не возникло бы большого пожара. Я не собираюсь
Я на некоторое время задумался над его словами. Резонно…
— Ты, наверное, имеешь в виду первоклассных писателей? — спросил я.
Он ухмыльнулся.
— Может, это выглядит странно. — Он вытянул перед собой руки и сцепил пальцы в замок. — В мире огромное количество сараев, и мне кажется — все они ждут, когда я их сожгу. Будь то одинокий сарай на берегу моря или посреди поля. Попросту говоря, любому сараю достаточно пятнадцати минут, чтобы красиво сгореть. Как будто его и не было в помине. Никто и горевать не станет. Просто — пшик, и сарай исчезает.
— Так ты сам решаешь, нужен он или нет?
— Я ничего не решаю. Просто наблюдаю. Как дождь… Дождь идет. Река переполняется водой. Что-то сносится течением. Дождь что-нибудь решает? Ничего! Я верю в такую вещь, как нравственность. Люди не могут без нее жить. Я думаю, нравственность — это одновременное существование.
— Одновременное существование?
— Короче говоря, я нахожусь здесь и нахожусь там. Я нахожусь в Токио, и я же одновременно нахожусь в Тунисе. Я же упрекаю, я же и прощаю. Что еще имеется помимо этого?
Вот те на…
— Я считаю, это несколько крайнее мнение. В конце концов, оно строится на основе предположения. Говоря строго, если использовать только отдельное понятие «одновременность» — возникнет лишь сплошная неопределенность.
— Понимаю. Просто я хочу выразить свое настроение в качестве настроения. Но… давайте закончим этот разговор. Я всю свою молчаливость сполна выговариваю, пропустив несколько стаканов спиртного.
— Пиво будешь?
— Спасибо, не откажусь.
Я принес с кухни шесть банок, а к ним — сыр камамбер. Мы выпили по три, закусывая сыром.
— Когда ты в последний раз сжег сарай? — поинтересовался я.
— Сейчас вспомню… — Он задумался, слегка сжав опустевшую банку. — Летом… в конце августа.
— А когда решил жечь в следующий раз?
— Не знаю. В принципе, это не значит, что я составляю график, делаю пометки в календаре и сижу, жду прихода того дня. Появится настроение — еду жечь.
— Но ведь в тот день, когда есть настроение, не обязательно имеется под рукой подходящий сарай?
— Конечно, — тихо ответил он.
Появится настроение — еду жечь.
— Но ведь в тот день, когда есть настроение, не обязательно имеется под рукой подходящий сарай?
— Конечно, — тихо ответил он. — Поэтому я заранее выбираю подходящий.
— И делаешь запас?
— Именно.
— Можно еще вопрос?
— Пожалуйста.
— Следующий сарай уже определен?
Он нахмурился, затем как-то всхлипнул и глубоко вдохнул.
— Да, определен.
Я молча допивал пиво маленькими глотками.
— Очень хороший сарай. Давно такого не было. По правде говоря, сегодня я приезжал сюда на разведку.
— То есть он где-то поблизости?
— Да, совсем рядом.
На этом разговор о сараях закончился.
В пять часов он разбудил подругу и извинился за неожиданный визит. Несмотря на двадцать выпитых банок пива, выглядел он абсолютно трезвым и уверенно вывел машину со стоянки.
— Поосторожней с сараем, — пожелал я ему на прощанье.
— Хорошо, — ответил он. — Как бы там ни было — совсем рядом.
— Что за сарай? — поинтересовалась она.
— Да так, мужской разговор, — отпарировал он.
— Ну-ну…
И они вдвоем исчезли.
Я вернулся в гостиную и завалился на диван. На столе царил бардак. Я надел через голову оброненную на пол шерстяную кофту и крепко заснул.
А когда открыл глаза, дом уже погрузился в сумрак.
Семь часов.
Комнату обволакивали синеватая темень и едкий запах конопли. То была странная, неоднородная темнота. Не вставая с дивана, я попытался вспомнить продолжение школьного спектакля, но из этого ничего толком не вышло. Смог лисенок заполучить перчатки или нет?..
Я поднялся, открыл окно и проветрил комнату. Затем приготовил на кухне кофе и выпил его.
На следующий день я отправился в книжный магазин и купил карту своего района. Самую подробную, масштабом 1:20 000, включающую все вплоть до самой узкой тропинки. С этой картой я обошел окрестности дома и пометил крестиками все места, где имелись сараи. Потратив три дня, я исследовал весь район до последнего закоулка в радиусе четырех километров. Мой дом — в пригороде, где сохранилось немало крестьянских хозяйств. Следовательно, количество сараев тоже велико: всего набралось шестнадцать.
Тот, который он собирается сжечь, — наверняка один из них. Судя по его намеку «совсем рядом», я был уверен, что сарай не может находиться от моего дома дальше.
Затем я внимательно проверил обстановку вокруг каждого. Первым делом отбросил прилегающие близко к жилью и парникам. Далее исключил те, что по виду явно использовались под сельскохозяйственные механизмы и химикаты, предполагая, что он вряд ли захочет сжигать все эти механизмы с химикатами.
В конце концов осталось пять. Пять сараев под сожжение. Или же — пять беспрепятственно сжигаемых сараев из разряда тех, что сгорят за пятнадцать минут, а когда догорят, никто о них даже не пожалеет. Другое дело, что не мне решать, какой именно он собирается сжечь. Дальше — вопрос вкуса. Хотя мне страсть как хотелось узнать, на какой из пяти пал его выбор.
Я раскрыл карту, оставил эти пять, а на месте остальных крестики стер. Затем взял линейку, лекала и делительный циркуль и вычислил кратчайший путь от дома мимо этих пяти мест и обратно. Путь извилисто пролегал вдоль холмов и речки, поэтому работа заняла немало времени. В конечном итоге определился маршрут — семь километров и двести метров. Я повторил измерения несколько раз, что исключало ошибку в расчетах.
На следующее утро в шесть я надел спортивный костюм и обувь и отправился на пробежку. Каждый день я пробегал утром и вечером по шесть километров, поэтому добавить еще один не составляло особого труда.