Опершись обеими руками на прилавок, она всем своим видом намекала, что не прочь поболтать.
В облике этой женщины Соня заметила еще одну странность: верхние ресницы левого глаза у нее были белыми и более густыми, в отличие от нижних черных. Это придавало ее взгляду некоторую асимметричность, как будто она немного косила.
— Для первого сезона это не страшно, — ответила Соня с вежливостью вышколенной служащей. — Я уверена, что в следующем году все наладится.
Фрау Бруин молча кивнула с видом человека, принимающего к сведению слова собеседника, но не разделяющего его мнение.
— А колокол вчера утром вы слышали?
— Да. Двенадцать ударов в пять утра. Проказы мальчишек, говорит дьякон.
— Ммм… Ну-ну.
Фрау Бруин скептически посмотрела на Соню.
— А вы сомневаетесь в этом?
— Нет. Просто мальчишки бывают разные… Маленькие и взрослые, добрые и злые. — Она сделала многозначительную паузу. — В отеле ведь тоже происходят странные вещи, не правда ли?
— Вы думаете, что все эти происшествия связаны друг с другом?
— Кто его знает? К «Гамандеру» здесь не все относятся с симпатией…
— Судя по всему, здесь вообще таких нет.
Фрау Бруин опять промолчала.
Соня положила на прилавок деньги и сунула сигареты в карман.
— Деревня, в которой один-единственный отель, в какой-то мере зависит от этого отеля, как и он зависит от нее. Так что вроде бы им сам Бог велел жить в мире и согласии.
— Да, да, конечно… — согласилась фрау Бруин и, подойдя к двери, вежливо открыла ее перед Соней. — Надо же, а вчера казалось, что лето наконец наступило.
Было уже без двадцати семь, и Соне пришлось поторопиться, чтобы не опоздать на утреннее дежурство.
Бурый ручей на главной улице иссяк, но небо выглядело так, словно оно еще не довершило свою расправу над Валь-Гришем.
Прошло несколько минут, прежде чем за стойкой портье появился Игорь. Свежепричесанный и непомятый. Увидев Соню, он сбросил маску образцового сотрудника, потянулся, беззастенчиво зевнул и нажал на кнопку электромагнитного устройства для открывания входной двери.
Соня бегом поднялась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки — в качестве компенсации за сокращенный утренний моцион, — тихо отперла дверь и осторожно вошла, чтобы не испугать Паваротти, который, возможно, воспользовался своим правом ежедневного свободного полета.
Но он, похоже, в очередной раз им пренебрег. Его не было ни на одном из его излюбленных мест: ни на карнизе для штор, ни на шкафу, ни на абажуре ночника на прикроватной тумбочке.
— Лентяй несчастный! — сказала Соня и прошла в ванную.
Но в клетке его тоже не оказалось. Как и ни на одном из его привычных мест обитания в ванной.
— Паваротти!
Неужели это все-таки произошло? Неужели он провалился в щель между шкафом и стеной и сломал себе крылья, потому что она так и не удосужилась заткнуть ее газетами? Она достала фонарик и посветила за тумбой-умывальником, за шкафом, за прикроватной тумбочкой, за и под кроватью.
— Паваротти! Паваротти! — позвала она еще раз.
И вдруг ее осенило. Она поняла, что произошло. Бросив фонарик, она выскочила из комнаты.
— Что случилось? — крикнул ей вслед Игорь, когда она, сбежав с лестницы, бросилась через холл к двери в велнес-центр.
Соня не ответила. Она вошла в помещение бассейна, где царила тишина, и поспешила к лестнице, ведущей вниз. Лампы дежурного освещения бросали голубоватые блики на полированные гранитные стены. Резиновые подошвы ее кроссовок при каждом шаге издавали отвратительный скрип.
Подойдя к двери зала отдыха, она немного помедлила, затем тихо, осторожно открыла ее.
В зале было темно. Только аквариум призрачным зеленоватым светом озарял стоящие поблизости кушетки. Пузырьки воздуха жемчужными нитями протянулись к поверхности воды, на сером песке неподвижно застыли водоросли. Но рыбы были охвачены какой-то странной суетой. Они нервно сновали взад-вперед, резко меняя направление, внезапно застывая на месте и вновь стремительно бросаясь прочь.
Соня подошла к аквариуму. Паваротти плавал почти на самой поверхности воды, рядом с воронкой, образуемой струей кислорода. Вдоль крыльев серебрились крохотные пузырьки воздуха, а голубые перья на груди тихо шевелились, словно редкие тропические водоросли.
В зале вспыхнул свет, и Соня увидела свое отражение на стекле аквариума. Кто-то обнял ее за плечи. Это был Игорь. Она уронила ему голову на грудь и разрыдалась.
— Ну как, лучше? — спросил Мануэль.
Соня лежала на массажном столе в одном из процедурных кабинетов и действительно чувствовала себя гораздо лучше. Шок миновал, и страх улетучился. Но она знала, что он вернется. Просто Мануэль дал ей таблетку теместы.
В тот день полицейские, арестовавшие Фредерика, вызвали «Скорую помощь». Врач еще в машине дал ей таблетку теместы, и, когда они прибыли в больницу, она была уже спокойна и безучастна ко всему происходящему. Ей зашили губы, сфотографировали, запротоколировали и обработали остальные повреждения — ссадины, кровоподтеки и ушибы.
Ее оставили на ночь в больнице с подозрением на легкое сотрясение мозга. Когда она рано утром проснулась, страх опять сдавил ей горло. Она в панике вызвала дежурную сестру, и когда та долго не являлась на звонок, встала и вышла в полутемный коридор. Где-то далеко, в самом конце коридора, горел свет. Соня поспешила туда и увидела за стеклянной стеной санитарку, которая ела ореховый рожок, листая журнал. Та, не скрывая своего раздражения, проводила ее в палату, дала ей таблетку теместы и вернулась к своему рожку.
Соня потом долго не могла отвыкнуть от теместы. Но сейчас она была довольна тем, что хотя бы может спокойно говорить о произошедшем.
— Что вы с ним сделали?
— Игорь выудил его из аквариума.
— И куда дел?
— В мусорный контейнер.
— Бедный Паваротти! Утонул, как Каролина…
— Какая Каролина?
— Его прежняя хозяйка, моя подруга. Утонула где-то у греческих островов.
Мануэль задумчиво покачал головой.
— Ну что, теперь ты поверил? — спросила Соня.
— Во что?
— «Когда птица станет рыбой»… Кто-то решил инсценировать здесь эту легенду — «Миланский черт».
— Да, похоже на то. Но кому это могло понадобиться?
— Кому-то из деревни.
— И зачем?
— Это как-то связано с Барбарой Петерс.
— А при чем здесь тогда твой попугай?
— При том, что у Барбары нет попугая.
Соня выпрямилась и соскользнула со стола.
— Ты куда?
— К ней.
Барбара Петерс была еще у себя. Соня позвонила ей от стойки портье и сказала, что ей нужно срочно с ней поговорить.
— По поводу попугая?
— Нет, по поводу вас.
Она поднялась на лифте на четвертый этаж и позвонила в дверь квартиры в «башне Рапунцель».
— Поднимайтесь на самый верх, — услышала она голос Барбары Петерс в маленьком динамике под кнопкой звонка. Вслед за этим зажужжало устройство дистанционного открывания двери.
Соня вошла и оказалась на маленькой лестничной площадке. Винтовая лестница вела наверх. На втором этаже пахло ванной — шампунями, мылом, лосьонами, спреями, дезодорантами, духами.