— О том, кто вы, что вы сами о себе думаете.
Мистер Робертсон подошел к пустому столу и уселся прямо на него, поставив ноги на стул.
— Прежде чем мы погрузимся в пучину чисел, — в его речи слышался массачусетский выговор, — мне бы хотелось послушать, какими вы видите себя в ближайшие десять лет.
Он приветливо поднял брови и окинул взором класс, скрестил руки на груди и сжал ладонями рукава пиджака на предплечьях.
— Так что подумайте и расскажите мне, какими вы видите свои ближайшие десять лет.
Учителя никогда не спрашивали их об этом. Кто-то нервно заерзал на стуле, кто-то застыл и погрузился в размышления. Зимнее небо за окном было высоким-высоким. А классные стены и крашенный масляной краской пол обрели значительность, ибо в этом классе, наполненном смесью запахов мела и юношеского пота, происходило нечто важное, тут витали и смутный восторг, и неясные надежды.
— А что с мисс Дейбл? — вдруг спросила Элси Бакстер, опять не поднимая руки.
Мистер Робертсон кивнул:
— Да, конечно, вы же хотите знать.
Эми, сидевшая неподвижно с начала урока, сложила руки на коленях и подумала: «Уж не умерла ли старуха?» Почему-то она не почувствовала ни капли сожаления по этому поводу.
Нет, не умерла. Просто упала с чердачной лестницы и, по всей видимости, получила травму черепа. Она в больнице, состояние ее стабильно. Но такие переломы заживают долго.
— Кто хочет, может послать мисс Дейбл открытку, ей будет приятно, я уверен, — сказал мистер Робертсон.
Желающих не было. Но что-то было в мимике мистера Робертсона такое, что удержало кое-кого от соблазна поерничать на тему «послать мисс Дейбл».
Он постоял молча, уставившись в пол, уважение к тяжелому состоянию мисс Дейбл требовало некоторой паузы. Потом он посмотрел на класс и тихо произнес:
— Мне по-прежнему интересно услышать о каждом из вас.
Флип Роули, красавчик с добродушным лицом и всеобщий любимец, неуверенно поднял руку. Он откашлялся и сказал:
— Я бы хотел стать профессиональным баскетболистом.
Мистер Робертсон хлопнул в ладоши:
— Чудесно! Красивейшая игра, чем-то сродни балету. Мне кажется, она напоминает прекрасный танец.
Эми заинтересованно глянула на Флипа, как-то он воспримет сравнение с балетом, но Флип только кивнул, соглашаясь. Мистер Робертсон в воодушевлении спрыгнул со стола и ринулся к доске.
— Смотрите сами!
Он быстро нарисовал схему некой баскетбольной игры.
— Ну разве не чудесная игра? — И ответил сам себе, бросив мел обратно на полочку: — Если она хорошо сыграна, конечно. — Он обтер руки о собственные вельветовые брюки и кивнул Флипу: — Удачи в достижении вашей мечты.
И тут взметнулся лес рук. Мэрианн Бамбл рассказала, что мечтает стать медсестрой. «Чтобы помогать людям». Однако мистер Робертсон только кивнул, пощипывая бороду. Лицо Мэрианн разочарованно вытянулось: она явно рассчитывала, что мистер Робертсон начнет восхищаться ее чудесной мечтой.
— Кто следующий? — спросил мистер Робертсон.
Эми выглянула из-за шторки волос, разглядывая его.
Да, он маловат ростом, но силен и крепок, широкая грудь и размах плеч впечатляли мощью и энергией, несмотря на несолидную розовую сорочку. Волосы у него были несколько длиннее, чем положено мужчине средних лет. Будь он моложе, сошел бы за своего у хиппарей в местном колледже.
Однако поверх розовой сорочки на мистере Робертсоне был бордовый галстук и коричневый пиджак спортивного покроя того же цвета, что и вельветовые штаны. В том, что он взрослый, наделенный властью человек, сомнений не было, стоило только услышать его голос.
— Тогда позвольте, я скажу, — мистер Робертсон поднял руку, — что в вашей жизни наступает переломный момент.
— Тогда позвольте, я скажу, — мистер Робертсон поднял руку, — что в вашей жизни наступает переломный момент. Вы больше не дети. — Он прохаживался между рядами, и головы поворачивались следом. — Необходимо, чтобы вам задавали вопросы обо всем на свете. — Он решительным жестом подчеркнул важность сказанного.
Взметнувшиеся было руки медленно опали, словно засомневавшись.
— Теперь вы юные взрослые. И никому в этой комнате нет нужды считать себя ребенком.
И все-таки класс не сдавался, несмотря на прекрасный голос этого человека. Они и так давно уже не считали себя детьми, и многие подозревали, что их попросту хотят купить, хотя «купить» не совсем правильное слово.
— Вы вступили в такую пору, — продолжал учитель, — когда вам просто необходимо, чтобы вам задавали вопросы обо всем.
Эми подумала, уж не коммунист ли он. Эта борода и длинные волосы. Того гляди свернет на тему марихуаны и споров о ее легализации.
— Обо всем абсолютно, — повторил он, отставляя в сторону пустой стул.
У него были такие большие руки, как будто природа задумала его более крупным и высоким человеком. А стул он отодвинул с каким-то благородным изяществом.
— Просто для тренировки мышления. Только для того, чтобы держать мозг в тонусе.
Нет, никакой он не коммунист.
— Неужели овсяные хлопья — именно то, чего вам хотелось сегодня за завтраком? — Он обвел взглядом класс.
Нет, он все-таки чудак.
— Или же вы ели эти хлопья просто по привычке? Потому что мама велела?
Прямо у Эми за спиной Элси Бакстер громко зашептала, что никаких хлопьев она на завтрак не ела, но Эми пропустила это мимо ушей, а Флип Роули посмотрел на Элси исподлобья, давая понять, что той пора заткнуться. Таким образом, голоса распределились в пользу мистера Робертсона.
— Итак, — голос мистера Робертсона снова звучал оживленно и дружески, — кто мы есть? Я весь внимание. Я так хочу услышать вас.
Кевин Томпкинсон решил стать юристом. Никто никогда не слышал, чтобы этот заика говорил так много. Его кузину изнасиловали, когда та была еще маленькой, и насильник остался безнаказанным. Вот Кевин и решил стать юристом. Мистер Робертсон задал ему кучу вопросов и внимательно выслушал ответы, а Кевин ужасно заикался и все время облизывал губы.
— До чего интересно жить! — подытожил мистер Робертсон.
Маленькая стрелка на циферблате стенных часов тихонько щелкнула и передвинулась к следующей цифре.
Он указал пальцем на Эми.
— Я?
— Да, вы. Кем бы вы хотели стать?
Эми едва не сомлела.
— Я хотела бы стать учительницей, — ответила она, но голос ее, сдавленный и дрожащий, выдал ее с головой.
Как ужасно, что все заметили ее отчаяние. И он заметил.
Мистер Робертсон долго и пристально смотрел на нее. Она вспыхнула и уставилась на крышку парты, но сквозь завесу волос заметила этот его бесстрастный внимательный взгляд.
— Неужели? — наконец спросил он.
Голову Эми окатило жаркой волной. Она смотрела, как его пальцы неторопливо поглаживают бороду прямо под нижней губой, где выделялось рыжеватое пятно.
— Знаете, а я думал, актрисой, — сказал он, задумчиво глядя на нее.
Краем глаза Эми заметила, что Флип Роули заинтересованно повернулся в ее сторону. Наверное, весь класс теперь вот так же удивленно уставился на нее.
А мистер Робертсон так и стоял, опершись на подоконник, как будто всю жизнь только и делал, что обдумывал сказанное.
— А может быть, поэтом.
Сердце Эми чуть не выскочило от этих слов. Откуда он знает про тетрадку ее стихов в обувной коробке под кроватью? Как он узнал, что несколько лет назад она выучила наизусть стихи Эдны Сент-Винсент Миллей и осенним утром шла в школу, восклицая в душе: «Мир, как тебя покрепче мне обнять?» А потом уныло брела после школы домой, вышаркивая усталыми ногами слова: «Грусть, как бесконечный дождь, в душу мне стучит».