Подождала, пока он поест, и только потом рассказала. И встретила его взгляд. Зак посмотрел на стены, на раковину, потом опять на нее. Заскулила собака.
– Мамочка… – наконец выговорил Зак почти шепотом.
– Спокойно, все будет хорошо.
Он смотрел на нее, приоткрыв рот, и медленно качал головой.
– Милый, дядя Джим и дядя Боб наверняка снова приедут. Мы все тебе поможем. Ты же справился в прошлый раз.
Зак качал головой.
– Мам, я читал в Интернете. Ты не представляешь. – Сьюзан по голосу чувствовала, что во рту у него пересохло. – Теперь все гораздо, гораздо хуже.
Он встал.
– Почему, милый? – Она постаралась спросить это очень спокойно. – Чего я не представляю?
– Как судят за преступления на почве ненависти.
– Как? – Сьюзан со всей силы пихнула под столом несчастную собаку; ей хотелось заорать на скулящую псину, тычущуюся ей в колени. – Сядь, милый, и расскажи мне.
Зак остался стоять.
– Лет десять назад или типа того один парень, не помню где, сжег крест перед домом каких-то чернокожих, и его посадили на восемь лет.
Он чуть не плакал, белки глаз покраснели от проступивших сосудов.
– Зак. Ты не жег никаких крестов ни перед чьими домами, – произнесла Сьюзан тихо и твердо.
– А другой прокричал какие-то угрозы чернокожей женщине и сел на полгода. Мам, я… Я не могу.
Он медленно опустился на стул.
– С тобой ничего такого не случится.
– Почему ты уверена?
– Потому что ты ничего такого не сделал.
– Мама, ты видела судью. Он велел в следующий раз приходить с зубной щеткой.
– Они всегда так говорят. Всем, в том числе подросткам, которых арестовали за превышение скорости. Они так говорят, чтобы запугать молодежь. Это глупость. Глупость, глупость!
Зак скрестил на столе длинные руки и опустил на них голову.
– Джим поможет Чарли все уладить, – пообещала Сьюзан, и в ответ на это Зак пробормотал в столешницу что-то нечленораздельное. – Что, милый?
Зак поднял голову и печально посмотрел на мать.
– Мам, ты разве еще не поняла? Джим ничего не может сделать. И он, похоже, толкнул дядю Боба в последнюю ночь в гостинице.
– В каком смысле толкнул?
– Неважно. – Зак выпрямился. – Все неважно. Ты, мам, за меня не волнуйся.
– Милый…
– Правда. – Он чуть пожал плечами, как будто его страх попросту растворился. – Это все неважно. Честное слово.
Сьюзан пошла выпустить собаку. Стоя перед распахнутой дверью и держась за ручку, она чуяла в воздухе едва различимую влажность, предвестницу далекой, но уже приближающейся весны, и на секунду ее захватила абсурдная мысль: пока дверь открыта, они с Заком свободны, но если закрыть ее, они окажутся в вечном заточении. Стряхнув с себя этот морок, Сьюзан твердой рукой захлопнула дверь и вернулась на кухню.
– Я помою посуду. Найди что посмотреть по телевизору.
– А?
Сьюзан повторила просьбу. Зак кивнул и тихо ответил:
– Ладно.
Прошло несколько часов, прежде чем до Сьюзан дошло, что она забыла впустить собаку. Но собака никуда не делась, она так и сидела на заднем крыльце, а потом легла у ног Сьюзан, и шерсть у нее была ледяная.
– Хелен, ты у меня такая хорошая, – сказал Джим как-то утром, сидя на краю кровати.
Он надел носки и, проходя в гардеробную, погладил Хелен по голове.
– Такая добрая. Я тебя люблю.
Глядя ему вслед, Хелен чуть не выпалила: «Ах, Джимми, не ходи сегодня на работу!», но прикусила язык.
Глядя ему вслед, Хелен чуть не выпалила: «Ах, Джимми, не ходи сегодня на работу!», но прикусила язык. Она проснулась, чувствуя беспричинный детский страх; еще не хватало начать вести себя, как маленький ребенок. Так что она вылезла из постели, накинула халат и предложила:
– Может, сходим в театр в выходные? На какую– нибудь камерную постановку.
– Конечно, Хелли, – отозвался Джим из гардеробной, звякая вешалками на перекладине. – Выбирай, и пойдем.
Все еще в халате она села за компьютер в комнате, смежной с кухней, и просмотрела весь репертуар камерных залов. Но идея уже перестала вызывать в ней прежний энтузиазм, и Хелен выбрала бродвейскую комедию про семейку придурковатых южан. Одевшись, она подумала о своей престарелой тетушке, которая однажды сказала: «У меня совсем нет аппетита». Через три месяца бедняжки не стало. От мысли о ней у Хелен навернулись слезы. Она позвонила своему врачу и записалась на осмотр. Не то чтобы она ела совсем без удовольствия, но аппетит к жизни у нее определенно пропал. Повезло – кто-то отменил визит, и удалось записаться прямо на понедельник. Хелен обрадовалась, что так хорошо все устроила. Затем подумала о том, как Джим был с ней нежен, и на сердце стало тепло – как будто получила чудесный подарок. Она решила провести день на Манхэттене и позвонила двум подругам из «Кухонного кабинета». Обе не смогли составить ей компанию – одна собиралась к стоматологу устанавливать протез, другая обещала пообедать с престарелой свекровью. Однако то, как они ответили – «Ах, как жаль, что я сегодня занята!», – привело Хелен в приподнятое расположение духа.
Проходя мимо универмага «Блумингсдейл», она услышала, как пухлая дама говорит кому-то по телефону: «Представляешь, купила подушки в гостиную, точь-в-точь нужного оттенка!», и ощутила внезапное тепло ностальгической радости – как будто увидела первый распустившийся крокус. Пухлая дама несла большие пакеты, похлопывающие ее по пухлым бедрам, такая счастливая внутри своей жизни. В этом была роскошь обыденности, и Хелен внезапно поняла: все по-прежнему с ней и никуда не делось – подруги, которые хотели ее видеть, любящий муж, здоровые дети…
Когда она сидела в кафе на седьмом этаже универмага и ела йогуртовое мороженое с фруктовым соусом, зазвонил телефон.
– Ты не поверишь! – воскликнул Джим. – Зак пропал! Исчез!
– Милый, ну не мог же он взять и пропасть.
Хелен пыталась одновременно удержать телефон и промокнуть рот салфеткой. Она чувствовала, что на губах остался фруктовый соус.
– Еще как мог.
Джим не был зол. Он был этим известием просто раздавлен. Хелен еще не слышала, чтобы муж говорил таким убитым голосом.
– Я лечу туда сегодня вечером.
– Можно мне с тобой? – Хелен уже давала знак официантке, чтобы та принесла чек.
– Если хочешь. Но там все очень плохо. Он оставил Сьюзан записку. «Прости меня, мама».
– Записку?!
Хелен поймала такси и всю дорогу представляла, как Зак уходит из дома, написав матери пару слов. Что теперь делает Сьюзан? Мечется по дому, звонит в полицию? Что вообще делают в подобных обстоятельствах? Известно что, звонят Джиму. (Если честно, сидя в такси, летящем по Атлантик-авеню, Хелен испытывала толику острого, будоражащего волнения. Она уже видела, как будет рассказывать детям: о, это было ужасно, папа чуть с ума не сошел, я тотчас примчалась домой, и мы поехали в аэропорт.)
Чарли запретил ей звонить, и Джим тоже, но Сьюзан, не дожидаясь приезда братьев, все-таки позвонила Джерри О’Хару. Было уже довольно поздно, и она готовилась положить трубку, если ответит его жена, но к телефону подошел сам Джерри.