Хотя музыка давно умолкла, граммофонная игла прилежно продолжала скользить по центру пластинки, и Саффи спасла ее, опустив обратно на рычаг. Она собиралась сходить проверить кроличий пирог, когда Перси добавила:
— Юнипер сказала бы нам. Если это правда, она сказала бы нам.
Щеки Саффи вспыхнули при воспоминании о дневнике на полу, потрясении при чтении последней записи, обиде на то, что ее держали в неведении.
— Саффи?
— Конечно, — быстро ответила та. — Ведь люди так и делают? Рассказывают друг другу подобные вещи?
— Да.
— Особенно сестрам.
— Да.
И это было правдой. Одно дело — держать в секрете любовную связь, и совсем другое — помолвку. Саффи была уверена, что даже Юнипер не может быть настолько слепой по отношению к чувствам других людей и последствиям подобного решения.
— И все же, — заметила Перси, — нам стоит побеседовать с ней. Напомнить, что папа…
— Покинул нас, — мягко закончила Саффи. — Он покинул нас, Перси. Теперь мы можем делать все, что угодно. Например, оставить Майлдерхерст, отплыть в пленительный, волнующий Нью-Йорк и никогда не вспоминать о прошлом.
— Нет, — рявкнула Перси, и на мгновение Саффи испугалась, что невольно озвучила свои намерения. — Не совсем. У каждой из нас есть обязанности по отношению к остальным. Юнипер понимает это; ей известно, что брак…
— Перси…
— Это желание папы. Его условие.
Перси пыталась заглянуть Саффи в глаза, и та подумала, что впервые за много месяцев видит лицо сестры вблизи; она обнаружила на нем новые морщины. Перси много курила и беспокоилась; несомненно, война тоже оказала свое разрушающее влияние, но какова бы ни была причина, женщина, сидящая перед Саффи, больше не была молодой. Впрочем, как и старой; и Саффи внезапно догадалась — хотя, наверное, и раньше это подозревала? — что между юностью и старостью есть кое-что еще. И они обе как раз в этом возрасте. Больше не девушки, но еще далеко не старухи.
— Папа знал, что делает.
— Ну конечно, дорогая, — ласково откликнулась Саффи.
Почему она не замечала их раньше, всех этих женщин промежуточного возраста? Несомненно, они не были невидимками; они просто тихо занимались своими делами, делали то, что делают женщины, когда они больше не молоды, но еще и не стары. Вели дом, вытирали слезы с детских щек, штопали носки мужей. И Саффи поняла, почему Перси так себя ведет — словно завидует тому, что Юнипер, которой всего восемнадцать, может однажды выйти замуж. Тому, что у нее впереди целая взрослая жизнь. Она поняла и то, почему именно сегодня вечером Перси поддалась столь сентиментальным мыслям. Да, ею двигала забота о Юнипер, ее встревожили деревенские слухи, но именно встреча с Люси заставила ее вести себя подобным образом. Саффи затопила волна любви к своей мужественной сестре, такая сокрушительная, что едва не оставила ее бездыханной.
— Не повезло нам, да, Перси?
Та оторвалась от сигареты, которую скручивала.
— Что?
— Не повезло нам с тобой в сердечных делах.
Перси обдумала ее слова.
— По-моему, удача здесь ни при чем. Простая арифметика.
Саффи улыбнулась; именно это сказала им сменившая няню гувернантка перед своим возвращением в Норвегию, где собиралась выйти замуж за овдовевшего родственника. Она устроила урок у озера, как поступала всегда, когда была не в настроении преподавать и стремилась ускользнуть от пристального взора мистера Брода. Продолжая загорать, она немного приподнялась на локтях. Ее голос, как обычно, был тягучим, с акцентом, а в глазах мерцало недоброе удовлетворение.
Ее голос, как обычно, был тягучим, с акцентом, а в глазах мерцало недоброе удовлетворение. По ее рассуждениям выходило, что они могут смело забыть о замужестве, поскольку Первая мировая война, которая ранила их отца, также уничтожила все их шансы. Тринадцатилетние близнецы тупо смотрели на нее; они в совершенстве отточили это выражение, поскольку знали, что оно выводит взрослых из себя. Какое им было дело? В то время их меньше всего волновало замужество и поклонники.
— Что ж, это тоже в своем роде неудача, — тихо промолвила Саффи. — Когда всех твоих будущих мужей убили на французских полях сражения…
— А сколько ты собиралась их иметь?
— Кого?
— Мужей. Ты говоришь «всех твоих будущих мужей»… — Перси закурила и махнула рукой. — Ладно, забудь.
— Всего одного. — У Саффи внезапно закружилась голова. — Я хотела бы всего одного.
Последовавшая тишина была мучительной, и Перси, по крайней мере, хватило совести испытать неловкость. Но она ничего не ответила, не предложила ни слов утешения или понимания, ни добрых жестов, а только ущипнула кончик сигареты, затушив ее прежде времени, и направилась к двери.
— Куда ты?
— Голова болит. Знаешь, иногда накатывает.
— Сядь, я принесу аспирин.
— Нет… — Перси отвела глаза. — Нет, я сама возьму в аптечке. Прогулка пойдет мне на пользу.
9
Перси спешила по коридору, недоумевая, как могла быть такой безнадежной дурой. Она собиралась немедленно сжечь обрывки письма Эмили, а вместо этого настолько смутилась из-за встречи с Люси, что забыла их в кармане. Хуже того, она отнесла их прямо Саффи — тому самому человеку, от которого стремилась скрыть переписку. Перси с грохотом сбежала по лестнице и ворвалась в наполненную паром кухню. Интересно, когда бы она вспомнила о письме, если бы Саффи не намекнула на мужа Эмили, Мэтью? Возможно, уже пора оплакивать утрату твердого рассудка; гадать, на какие сделки с дьяволом придется пойти, чтобы вернуть его?
Перед столом Перси резко остановилась. Ее брюки больше не лежали там, где она их оставила. Сердце гулко ударилось о ребра; усилием воли она вернула его на место. Паника не поможет; кроме того, само по себе это еще не ужасно. Перси не сомневалась, что Саффи пока не прочла письмо; ее поведение наверху было слишком сдержанным, слишком спокойным. Господь милосердный, да если бы Саффи узнала, что Перси до сих пор поддерживает отношения с кузиной, она просто не сумела бы скрыть ярость. Выходит, еще не все потеряно. Необходимо найти брюки, спрятать улики, и все будет хорошо.
Она вспомнила, что на столе лежало еще и платье, а значит, где-то есть груда грязного белья. Насколько сложно ее отыскать? Несомненно, намного сложнее, чем если бы она имела хотя бы смутное представление о том, как осуществляется стирка, но, к несчастью, Перси никогда не уделяла особого внимания рутинной работе Саффи по дому — оплошность, которую она молча пообещала исправить, как только письмо благополучно окажется в ее руках. Она начала с корзин на полке под столом, порылась среди кухонных полотенец и противней, кастрюль и скалок, краем уха прислушиваясь, не спускается ли Саффи по лестнице. Хотя это, конечно, маловероятно. Учитывая, что Юнипер уже опаздывает, Саффи не рискнет далеко отойти от передней двери. Перси и самой не терпелось вернуться; как только Юнипер появится, она прямо спросит ее о сплетне миссис Поттс.
Ведь хотя Перси согласилась с сестрой насчет того, что Юнипер рассказала бы о своей помолвке, в действительности она не разделяла подобной уверенности. Люди обычно так и делают, в этом не может быть сомнений, но Юнипер не такая, как другие: она ярко выраженная одиночка, несмотря на то что окружена искренней любовью. И дело не только в провалах в памяти и приступах; в раннем детстве ей нравилось тереть глазное яблоко различными предметами: гладкими камешками, кончиком скалки повара, любимой авторучкой отца; она сводила с ума бесчисленных нянек своим неизлечимым упрямством и отказом покидать воображаемых друзей; а в редких случаях, когда ее принуждали надеть туфли, она непременно надевала их не на ту ногу.