Она пыталась привести себя в норму, без конца глотая всякие снадобья.
В Хьюстоне, сразу после речи на праздничном обеде в честь великого кардиохирурга доктора Майкла Е. Дебейки, им с Джонни пришлось мчаться на свой этаж в отеле, спешно переодеваться и ехать в аэропорт – самолет до Далласа вылетал в 22.45. Они, как водится, опаздывали, и, поскольку лифт не торопился, им пришлось бежать десять этажей вниз, волоча свой багаж. Они были уже в середине холла, когда боль стала такой острой, что Дена остановилась. Джонни успела подхватить ее, прежде чем она потеряла сознание.
В себя она пришла в полицейской машине с включенной сиреной, они с Джонни были уже на полпути к больнице, и не успела она глазом моргнуть, как оказалась в реанимации, в окружении врачей, которые осматривали ее и говорили о срочной операции. Через несколько минут доктора и медсестры расступились как воды Красного моря перед вошедшим в палату доктором Майклом Дебейки, так и не успевшим снять фрак, в котором был на обеде.
Осматривая Дену, он улыбался и болтал с ней.
– Ну что ж, юная леди, похоже, вы решили еще немного у нас погостить, так что мы сделаем все возможное, чтобы вам было комфортно. Знаете, на банкете вы произвели фурор, и тут выстроилась очередь из врачей, желающих заняться вашим случаем. Но я сказал: не выйдет, ребята, она здесь ради меня, так что мне она и достанется в качестве пациента. Давно у вас проблемы с желудком?
– Не очень, – солгала Дена.
Он продолжал осмотр в задумчивости, потом сказал помощникам:
– Нет нужды готовить ее. – Он взял Дену за руку: – Жить будете. Я кое-что пропишу вам, чтобы облегчить боль, а мисс Рейд останется у вас дежурить. (Вперед выступила улыбающаяся пожилая медсестра.) Мы возьмем у вас немного крови. Потом переведем наверх и положим в отделение, чтобы я мог за вами приглядывать. Договорились? Завтра я зайду вас проведать.
На следующий день Дена еще спала, когда зашел доктор Дебейки. Джонни, измотанная и помятая после ночи в комнате ожидания, спросила:
– Доктор, как она? Это был не сердечный приступ, нет?
– Нет, мисс Хартман, с сердцем у нее все в порядке. У нее сильный приступ гастроэнтерита – это воспаление слизистой оболочки желудка. Вероятно, причиной явился стресс.
– Слава богу, это случилось здесь, доктор. Мне неловко вас беспокоить… но мне необходимо знать, как по-вашему, сколько это продлится, когда она сможет встать на ноги? Я бы не спрашивала, но начальник рекламного отдела мне уже телефон оборвал с просьбой узнать, хотя бы примерно, когда она сможет продолжить турне. Они должны знать, сколько городов отменить и как скоро она даст интервью хотя бы по телефону. Они надеются, что она сможет быть в Денвере в среду.
Доктор Дебейки указал на лист бумаги, который она держала в руке:
– Это ее расписание?
– Да.
Доктор Дебейки надел очки и принялся изучать листок. Джонни сказала:
– Видите, сколько городов еще нужно посетить.
– О да, вижу.
– Им необходимо знать, когда она поправится. И как можно скорее.
– Угу. Так кому, говорите, нужна эта информация?
– Моему начальнику. Он, конечно, очень огорчен, но надеется, что она сможет…
– Как, говорите, его зовут?
– Мистер Брил, Энди Брил.
– У вас есть телефон, по которому его можно застать?
– Да.
– Хорошо, мисс Хартман. Я свяжусь с этим джентльменом.
– Огромное вам спасибо, это было бы прекрасно. Он меня совсем замучил. Я объясняла, что ничего не могу сделать.
– Вот именно, не можете. Так что идите и отдыхайте.
Дебейки, высокий сухощавый мужчина, спустился в холл, сунул руку в карман своего белого пальто, вынул несколько миндальных орешков и сжевал.
Остановился поговорить с интерном, проверил еще трех пациентов, а потом отправился к себе в кабинет. Отдал своей секретарше Сильвии листок с телефонным номером:
– Свяжи меня, пожалуйста, с этим парнем.
Когда телефон зазвонил, он поднял трубку.
– Мистер Брил, это доктор Дебейки из Хьюстона.
– Прекрасно, спасибо, что позвонили. – Эндрю Брил явно что-то жевал.
– Насколько я понял, вам не терпится получить отчет о состоянии здоровья мисс Нордстром.
– Верно, нам нужно иметь представление, когда она сможет продолжить выступления. У нас по всей стране народ рвет и мечет. Даллас мы уже потеряли, но я подумал, может, она сегодня хоть по телефону интервью даст? Как думаете, у нее есть шанс вернуться к работе во вторник, самое позднее – в среду?
– Позвольте задать вам вопрос, мистер Брил.
– Да?
– Вы что, пытаетесь убить ее? Мисс Хартман показала мне ее расписание. Вы всерьез считаете, что человек может выжить в таком ритме?
– Э-э, вы, кажется, не понимаете. Это планировалось аж за полгода. У нас есть обязательства.
– Нет, мистер Брил, это вы, кажется, не понимаете. У девушки крайняя степень истощения и серьезные проблемы с желудком, вызванные усталостью и стрессом.
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что она является моей пациенткой и не выйдет из больницы по крайней мере в течение двух недель. На работу можете ее ждать через месяц, не раньше. Желаете, чтобы я выслал вам ответ в письменном виде? Буду рад это сделать. И если она начнет работать раньше и если в результате ее здоровье каким-то образом пострадает, я подготовлю все документы, свидетельствующие о том, что ваша телекомпания была об этом предупреждена заранее.
– Предупреждена? Вы хоть представляете, во сколько нам обойдется отменить это турне? Мы не можем просто…
Дебейки прервал его:
– Если появятся вопросы, прошу, звоните ко мне в кабинет в любое – слышите? – в любое время.
С красным от гнева лицом Брил шваркнул трубку на рычаг и заорал помощнику, который ждал ответа, успеет ли Дена на утренний рейс:
– Этот сукин сын сказал, что продержит ее там две недели. Кем он себя возомнил?
Тридцать минут спустя на экстренном сборе юристов телекомпании Брил был проинформирован о том, что доктор Дебейки возомнил себя именно тем, кем он и является, – одним из самых влиятельных и уважаемых врачей в мире. Они знали, что откупиться от него не выйдет, а пойти ему наперекор боялись, по крайней мере, в открытую.
– Миссис Уоррен, не хочу вас тревожить, но…
– Только не говорите, что произошел несчастный случай. Не говорите, что ее ранило, я не вынесу. Я сейчас рухну. Минутку, вам придется разговаривать с моим мужем.
Она кинула Маку трубку, будто она была раскаленной. И запричитала:
– Если она умерла, не говори мне, я не вынесу. Я так и знала, я предчувствовала что-нибудь в этом роде.