Старшую это нервирует и раздражает.
Когда они на кухне, подальше от отца, разговаривают во время мытья посуды, Старшая перестает быть сдержанной и вежливой. Она тогда становится учительницей – но, к сожалению, не такой, как Мадам из известного романа. И поэтому Языкатая не хочет у нее учиться. Потому что она этот материал уже проходила – много лет тому назад. Но ведь Старшая знает все лучше всех – точно как папочка. Она даже о дорожном движении все знает, хотя у нее прав нет. Она разбирается в интегралах и процентах, а также в «особенностях орального секса». Она не похожа ни на одну из «трех сестер» Чехова, ни на одну из «четырех сестер» Гловацкого. Она из другого, еще не изученного и недооцененного «литературного периода». И она в полтора раза лучше, чем две другие ее сестры.
Папочка произвел на свет не трех девочек, а трех и еще половину девочки. И поэтому в полтора раза больше его внимания доставалось и достается первой. И она, в течение многих лет убеждаемая в своей исключительности и необыкновенности, искренне в эту арифметику поверила.
Средней сестре – той, которая Примирительница и которая должна была родиться мальчиком, – это якобы совсем не мешает. Она всегда находится в прохладной тени, которую отбрасывает Старшая. И она давно привыкла к тем представлениям, которые постоянно разыгрываются за семейным столом. «Это просто безобидная эгомания. Несколько раз в году можно и потерпеть», – говорит она.
Но Языкатая чувствует, что она не совсем искренне это говорит.
Потому что этого не может быть. У нее ведь у самой два сына. Два, а не два с половиной…