Неустанно говоря о Джойсе, Рембо, Селине и Прусте, он надеется, что его спутают с ними. Ему так хочется царить в центре семейной фотографии. Но выглядит он самозванцем.
[25]
Пятница
Мюнхен. Полный облом с Ирми и Таней. Как клеиться в стране, где тебя не знают? Что делать, чтобы понравиться в Баварии? Быть милым? Слишком приторно. Злым? Рискованно. Притворяться, что тебе плевать? Они смоются. Алексис Трегаро [26]подсказывает мне решение:
– Всегда ж можно наврать.
Нагрузившись джином с лимоном, мы продолжаем этот разговор в модном клубе «П1» (паркинг, переделанный в поилку).
– Мы либо пьянствуем, либо трахаемся, третьего не дано.
– Ты прав, думаю, что сегодня мы здорово напьемся.
И в самом деле, динамят нас по полной программе. Мы наступили на такое количество грабель, что скоро сможем составить конкуренцию Никола Садовнику: [27]
Таня: Maybe I will kiss you later.
Ирми: Sorry, I am not drunk enough.
Таня: My grandfather was a fucking nazi.
Ирми: My mother stabbed my father with a knife. [28]
Французы склонны забывать, что немцы пострадали от Второй мировой войны не меньше, чем они. Трудно клеить наследниц государства, которое так отбрили 55 лет назад.
Мы уже так отчаялись, что стоило Тане взять в рот жвачку, как Франк вскричал:
– Это хороший знак!
Ан нет, ей просто захотелось пожевать. Я как-нибудь напишу книгу под названием «Не солоно стебавши».
Суббота
В Штутгарте сижу в одиночестве, депрессую в своем номере с кондиционером после выступления перед пожилыми людьми. 126 лет назад Рембо провел в Штутгарте два месяца. После чего отправился в Африку, и его можно понять.
126 лет назад Рембо провел в Штутгарте два месяца. После чего отправился в Африку, и его можно понять.
– Ты хочешь сказать – по Людо и по мне?
– Я считала, что брак нужен для того, чтобы было кому изменять. Но Людо не хочет меня видеть, а ты гомосексуалист.
– Нет, я подавленный феминист, а это не одно и то же. Или влюбленный фаллократ, если тебе так больше нравится.
– Ты все время меняешь женщин, потому что ты нас боишься. Знаешь что, трахнул бы ты Людо, это бы вас обоих раскрепостило. А я бы все это засняла…
– Обожаю, когда ты себя ласкаешь по телефону…
– Муж до меня не дотрагивается, что ж мне остается делать! А ты мудак. Тебя окружающие не интересуют.
– Верно. Ну, раз уж я тебя слушаю, давай, заинтересуй меня.
– С тех пор как я замужем, никто меня не хочет.
– Неверно. С тех пор как ты другому отдана, ты снова меня возбуждаешь. Ты права, я, должно быть, педик.
Мы трахнулись в отеле, я – думая о Франсуазе, она – о Людо. Мы верещали как резаные, потом вернулись каждый к своим невзгодам.
Пятница
Можно я расскажу вам одну глупую домашнюю историю? На днях купил джинсы от Хельмута Ланга с пятнами краски (самые дорогие, потому что выглядят как старые отвратные штаны маляра). Поносив их неделю, я дал их постирать своей домработнице, ни о чем ее не предупредив, и на следующий день она сказала мне:
– Осень трутно было, но я его отстирал!
Джинсы мои были чисты и незапятнанны! Она мужественно терла их, пока не исчезли драгоценные «дриппинги», стилизованные стариной Хельмутом! Я был в ужасе. Но это недоразумение послужило мне уроком: если бубоны косят под бедняков, пусть стирают сами. Откуда ей знать, милой моей прислуге, что пятна краски – это верх шика у мудаков? Откуда ей знать, что наличие у меня бабок еще не свидетельствует о наличии мозгов?
Суббота
Не трахнешься – трёхнешься (теорема Пенелопы).
Воскресенье
В определенном возрасте, лет от 20 до 25, мы искренне считаем, что будем не как все. Именно по этой причине, скорее всего, мне нравится смотреть, как танцует молодежь. Они так уверены в своей свободе, что это даже трогательно. Обожаю, когда мальчики целуют девочек, им кажется, что это очень важно.