И вычитываю цитату из «Наоборот» Гюисманса: «Но что бы он ни предпринимал, невыносимая скука одолевала его… Он остался один, протрезвев, чудовищно устав».
– Она выкинула меня из машины в порту, не говоря ни слова. И я уехал на пароме, с чемоданами, полными грязных футболок. Мои слезы смешивались с водяными брызгами: на щеках сплошная соль. Подлецу все к лицу.
– А в чем проблема?
– В жизни. Я думал о другой, и она догадалась. Надо было либо уходить, либо топиться.
– Ну ладно, ладно, все устаканится…
– Не знаю, все к тому шло. Когда люди расстаются на солнце, это значит, что они в самом деле друг друга не выносят. Попытка увековечить чувства – полное безумие, у них есть срок годности, как и у нас самих. Всему приходит конец, а мы не хотим с этим смириться. Страдание прибавляет ему вдохновения.
– Как ты себя чувствуешь?
– Банально. Чудовищно. Представь, она на седьмом месяце!
– Хватит, меня стошнит.
– Сегодня читатели твоего дневника оттянутся по полной!
– Понимаешь, мои читатели – обычные люди: они листают меня на пляже или в метро и делают вид, будто все в порядке, хотя в глубине души прекрасно понимают, что я имею в виду. Мы бежим от одиночества, вместо того чтобы сознаться себе, что у нас нет другого выбора.
– А, ты скрытничаешь, а я догадался, ждал, пока ты сам мне расскажешь! Знаешь, почему заметно, что ты влюблен?
– Нет…
– Ты стал таким занудой, охренеть можно. И дуешься все время! Так кто она?
– Ты ее не знаешь… Ее зовут Франсуаза.
– Да ты что!
Мне кажется, он с ней знаком.
Вторник
Но дороге из аэропорта в город Ибица огромные рекламные щиты объявляют о вечеринках в «Паше», «Спейсе» и «Амнезии».
И дуешься все время! Так кто она?
– Ты ее не знаешь… Ее зовут Франсуаза.
– Да ты что!
Мне кажется, он с ней знаком.
Вот здорово: мы ругаемся, еще даже не дотронувшись друг до друга. Я пытаюсь сбавить обороты.
– Послушай, я серьезно. Ты мне нравишься, ну и что?
– Не надо, я тоже читала Дюрас.
– Я больше за себя не отвечаю!
– Я тоже!
Этот звонок стал самым лучшим в моей жизни. Она уверяет, что сама пребывает в такой же зеленой тоске и розовом свете. Я жутко рад, что наконец-то нравлюсь той, что нравится мне. Минуту спустя я уже в аэропорту. Полный улет.
Воскресенье
Мой дневник – это анти-«Лофт стори». Нет, я, конечно, сам поборник выставления личной жизни на всеобщее обозрение, потому что выдуманные похождения – и тут я согласен с Дэйвом Эггерсом [35]– создают впечатление, что вы «сидите за рулем в костюме клоуна». Но свою правду я пропускаю через призму лжи, сито работы, фильтр письма. Прошу прощения за нескромность, но меня-то запросто можно снимать, заперев на 70 дней с блядями, зато никто из участников этой говенной передачи не сможет вести за меня дневник.