Старикан с сожалением покачал головой.
— Боюсь, я ничем не смогу ему помочь. Дело в том, что положение обязывает меня сейчас экономить каждый пенни. Я не в состоянии выплачивать моему племяннику более того, что он имеет от меня каждый месяц. Это было бы нечестно по отношению к моей жене.
— Что?! Но разве вы женаты?
— В данный момент нет, но я заключу священный союз со дня на день. Леди, которая так дивно готовила для меня пищу на протяжении многих лет, сегодня утром оказала мне честь, согласившись стать моей женой. — Глаза его победно блеснули. — Пусть-ка теперь попробуют забрать её у меня! — вызывающе пробормотал он.
— Великие небеса, Дживз! У тебя есть ещё одна?
— Да, сэр.
— И давно?
— Уже несколько недель, сэр. Она понравилась мне с первой минуты, когда я увидел её на благотворительных танцах в Кембервиле.
— Святые угодники и их тётушка! Это не…
Дживз слегка наклонил голову.
— Да, сэр. Странное совпадение, но именно этой молодой особой увлёкся мистер Литтл-младший… Я положил ваши сигареты на ночной столик. Спокойной ночи, сэр.
ГЛАВА 3. Тётя Агата высказывается
Мне кажется, если ты настоящий парень, тонко чувствующий и всё такое, крушение надежд твоего друга, в особенности когда речь идёт о любви, должно выбить тебя из колеи. Я имею в виду, будь у меня благородная натура, я изо всех сил страдал бы за Бинго. Но, по правде говоря, завертевшись то с одним, то с другим, я переживал за него не слишком сильно. К тому же через неделю после описанных выше событий я своими собственными глазами видел, как он отплясывал с какой-то девицей в «Киро», прыгая словно антилопа.
Бинго живуч, как кошка. Его можно отправить в нокдаун, но не в нокаут. Когда у него начинается очередная любовная история, он искренне верит, что наконец-то встретил свою «единственную и неповторимую», но как только девушка даёт ему от ворот поворот, умоляя сделать ей великое одолжение и куда-нибудь исчезнуть, он на следующий день продолжает веселиться как ни в чем не бывало. На моей памяти такое случалось с ним десятки раз.
Поэтому за малыша Бинго я особо не волновался. По правде говоря, мне вообще не о чем было волноваться.
По правде говоря, мне вообще не о чем было волноваться. Не знаю, почему так получилось, но я не припомню, чтобы когда-нибудь жизнь моя протекала так интересно. Всё у меня шло как по маслу. Даже лошади, на которых я три забега подряд ставил значительные суммы, пришли к финишу первыми, а не остановились передохнуть посередине дистанции, как это обычно бывает со скакунами, когда я делаю на них ставки.
Погода изо дня в день стояла прекрасная, мои новые носки были одобрены Дживзом, в довершение ко всему моя тётя Агата умотала во Францию, и по крайней мере на шесть недель я был избавлен от её бдительного ока. А если б вы знали мою тётю Агату, вы бы тут же согласились, что её отсутствие — ни с чем не сравнимое счастье.
Чувство блаженства, охватившее меня однажды утром, было так велико, что я запел как соловей, плещась в ванной. В конце концов, я жил в лучшем из миров, и мне не о чем было беспокоиться.
А теперь ответьте мне на один вопрос: вы никогда не замечали, как чудно устроена жизнь? Я имею в виду, как только ты начинаешь чувствовать себя человеком, тебе так и норовят дать по голове. Так вот, не успел я вытереться после ванной, надеть костюм и войти в гостиную, как получил предательский удар ножом в спину, в переносном смысле, конечно. На каминной полке лежало письмо от моей тёти Агаты.
— Пропади всё пропадом! — воскликнул я, прочитав его.
— Сэр? — сказал Дживз.
— Письмо от тёти Агаты, Дживз. Мисс Грегсон, сам понимаешь.
— Да, сэр?
— Ты не говорил бы таким беспечным тоном, если б знал его содержание, — я мрачно рассмеялся. — Нас сглазили, Дживз. Она хочет, чтобы я приехал к ней в
— как называется это дурацкое место? — Roville-sur-mer. Ох, будь оно проклято!
— Мне складывать чемоданы, сэр?
— Ничего не попишешь. Собирайся.
Тем, кто не знает мою тётю Агату, необычайно трудно объяснить, почему она вечно умудряется нагнать на меня страху. Я имею в виду, я не завишу от неё ни в финансовом, ни в каком другом отношении. Я долго думал на эту тему и пришёл к выводу, что всё дело тут в индивидуальности. Видите ли, когда я был маленьким, а затем учился в школе, она всегда могла одним взглядом вывернуть меня наизнанку, и мне до сих пор не удалось полностью избавиться от её влияния. Короче говоря, я даже не подумал о том, что могу её ослушаться. Если она написала, что я должен был приехать в Ровиль, мне оставалось только купить билеты.
— Хотел бы я знать, в чём дело, Дживз. Чего ей от меня надо?
— Не могу сказать, сэр.
Впрочем, что бы ни случилось, ехать было необходимо. Единственным моим утешением, небольшим просветом в сгустившихся тучах было то, что я надеялся, попав в Ровиль, надеть на себя шикарный кушак, купленный мною шесть месяцев назад. Это был такой шёлковый кушак, знаете ли, ярко-красного цвета, который обматывают вокруг талии и носят вместо жилета. По правде говоря, до сих пор я не решался его нацепить, так как не сомневался, что у меня будут крупные неприятности с Дживзом. Но в таком местечке, как Ровиль, где царили веселье и joie de vivre, кушак мог сойти мне с рук.
* * *
Ровиль, куда я прибыл после того, как меня укачало на море и растрясло в поезде, — шикарный курорт, где можно неплохо поразвлечься недельку-другую, если, конечно, ты не живёшь в окружении тётушек. Как и все французские курорты, он состоит в основном из пляжей, отелей и казино. Отель, которому крупно не повезло на тётю Агату, назывался «Сплендид», и когда я в него прибыл, все служащие находились в состоянии лёгкого шока. Я не раз был свидетелем того, как тётя Агата укрощает отели. Само собой, к моему приезду она уже провела черновую работу, и по тому, как перед ней пресмыкались, я сразу определил, что сначала она отказалась от одного номера, потому что в нём не было окон на юг, затем от второго, так как там скрипели дверцы шкафа, а потом принялась высказывать всё, что думает о приготовлении пищи, сервировке стола, горничных, состоянии лестниц и так далее и тому подобное.