— Не знал.
— Спокойной ночи, — сказала она. — Спокойной ночи, Флора.
Зазвонил телефон.
— Извините.
Он махнул рукой и пошел: спокойной ночи.
Звонила Руфь.
— Да! — сказала Сильвия. — Планы изменились.
Она не спала, думала о козе, чье появление из тумана все больше и больше смахивало на волшебство. Она даже подумала, что бы сделал Леон на ее месте. Если бы она была поэтом, то написала бы поэму о чем-нибудь таком. Но из опыта она знала, что те вещи, о которых, по ее мнению, мог бы написать поэт, не привлекают.
Карла не слышала, как ушел Кларк, но проснулась, когда он вернулся. Он сказал ей, что ходил проверить, все ли в порядке в конюшне.
— По дороге проехала машина, и я подумал, кому это здесь что-то понадобилось. Не мог уснуть, пока не встал и не посмотрел, все ли в порядке.
— Все хорошо?
— По-моему, да.
— А когда встал, — сказал он, — то подумал: неплохо было бы заглянуть в соседний дом. Я вернул ей одежду.
Карла привстала в кровати.
— Ты не разбудил ее?
— Сама проснулась. Все в порядке. Мы немного поговорили.
— Господи!
— Все в порядке.
— Ты ведь ничего ей не сказал про это, да?
— Даже не заикнулся.
— Я все выдумала. Правда, выдумала. Поверь мне, это все неправда!
— Ладно.
— Ты должен поверить мне.
— Хорошо, верю.
— Я все выдумала.
— Ладно.
Он лег в постель.
— У тебя ноги холодные, — сказала она, — как будто промокли.
— Сильная роса. Иди сюда, — сказал он. — Когда я прочитал твою записку, у меня внутри как будто пусто стало. Правда! Когда ты ушла, я почувствовал, что внутри ничего не осталось.
Установилась хорошая погода. На улицах, в магазинах, на почте люди поздравляли друг друга с тем, что наконец-то наступило лето. Трава на пастбищах и даже измученные побитые посевы поднялись. Лужи высохли, грязь превратилась в пыль. Дул легкий теплый ветер, и все с удовольствием вновь занялись своими делами. Звонил телефон. Люди интересовались тренировочными заездами и уроками верховой езды. Летние лагеря вновь стали популярнее музеев. Подъезжали маленькие автобусы, привозя толпы не знающих устали детей. Лошади гарцевали вдоль заборов без попон.
Кларку удалось прикупить большой кусок крыши, и за хорошую цену. Почти весь первый день после Побега (так они называли поездку Карлы в автобусе) он чинил крышу тренировочного ринга.
Пару дней, когда каждый, как обычно, занимался своим делом, он и Карла махали друг другу. Если ей случалось пройти мимо него и никого рядом не было, она целовала его в плечо сквозь тонкую материю летней рубашки.
— Если ты еще когда-нибудь убежишь от меня, я тебя поколочу, — сказал он ей, и она спросила:
— Правда?
— Что?
— Побьешь?!
— Обязательно!
Он был теперь в хорошем расположении духа, неотразимый, как тогда, когда они только познакомились.
Птицы были везде: краснокрылые дрозды, малиновки, парочки воркующих целыми днями голубей.
Птицы были везде: краснокрылые дрозды, малиновки, парочки воркующих целыми днями голубей. Стаи ворон, озерные чайки, изучающие обстановку, и грифы сидели на ветвях мертвого дуба в полумиле отсюда, на краю леса. Сначала они просто сидели, сушили свои огромные крылья, поднимаясь в воздух лишь затем, чтобы сделать пробный круг, размять крылья, а потом успокаивались и давали солнцу и теплому воздуху продолжать свою работу. Через день они вернулись в прежнее состояние: высоко летали, кружа и бросаясь на землю, исчезали за лесом и возвращались отдохнуть на знакомом голом дереве.
Хозяйка Лиззи — Джой Такер — снова появилась, загорелая и дружелюбно настроенная. Дожди наводили на нее тоску, и она уезжала в отпуск путешествовать по Скалистым горам. И вот теперь вернулась.
— Ты как раз вовремя, — сказал Кларк. Он и Джой Такер шутили так, как будто ничего не случилось.
— Лиззи в хорошей форме, — сказала она. — А где же ее подружка? Как ее — Флора?
— Убежала, — сказал Кларк. — Может, отправилась в Скалистые горы.
— Там очень много диких коз. У них чудесные рога!
— Да, слышал.
Три-четыре дня они были слишком заняты, и времени заглянуть в почтовый ящик не было. Когда Карла открыла его, то нашла там счет за телефон, обещание, что если они подпишутся на какой-то журнал, то смогут выиграть миллион долларов, и письмо от миссис Джемисон.
Дорогая Карла,
я все думаю о тех (довольно драматических) событиях последних дней. Ловлю себя на том, что часто разговариваю сама с собой, как будто с тобой. Мне нужно кое-что сказать тебе, даже если и письмом, так даже лучше. Не волнуйся, ты не обязана отвечать мне.
Миссис Джемисон писала, что позволила себе вмешаться в жизнь Карлы и ошибкой было думать, что счастье Карлы и ее свобода — это одно и то же. Все, о чем она волновалась, это счастье Карлы, и теперь она видела, что она — Карла — нашла свое счастье в браке. Она очень надеялась на то, что, возможно, этот побег Карлы и ее бурные эмоции помогли раскрыться ее истинным чувствам и, вероятно, пробудили чувства и ее мужа тоже.
Она сказала, что поймет, если Карла будет сторониться ее в будущем, но она всегда будет благодарна Карле за то, что та была рядом в трудные минуты.
Самым странным и замечательным в той цепочке событий мне кажется появление Флоры. Это просто чудо! Где она была все это время и почему появилась именно в этот момент? Уверена, что муж рассказал тебе все. Мы разговаривали на крыльце, я стояла лицом к лесу и первая увидела что-то белое, надвигающееся на нас из темноты. Конечно, все произошло из-за тумана. Но было очень страшно. Мне кажется, я вскрикнула. Никогда в жизни не ощущала такого колдовства, в прямом смысле этого слова. И, честно говоря, страха. Стоят двое взрослых замерзших людей, и вдруг из тумана выходит маленькая Флора.
Что-то в этом есть странное. Конечно, я знаю, что Флора — обычное животное и, скорее всего, убежала по зову природы. В известном смысле ее возвращение не имеет никакой связи с нашими человеческими жизнями. Но все равно ее появление произвело в тот момент потрясающий эффект на твоего мужа и меня. Когда людей, разделенных враждебностью, вдруг сбивает с толку, нет, скорее пугает чье-то неожиданное появление, то между ними протягивается ниточка, и они вдруг чувствуют, что их что-то объединяет. Объединяют доброта и человечность — только так я могу объяснить это. Мы расстались почти друзьями. Флора теперь мой добрый ангел и, может быть, — твоего мужа, и твой тоже.