Тогда он становился на четвереньки и рычал.
Я посоветовал ему не тратить сил. Приберечь их для медицинского обследования. А мы уж его не выдадим.
Чурилин расстелил на траве газету. Достал из кармана немного печенья.
Выпили мы по очереди, из горлышка. Зэк сначала колебался:
– Врач может почувствовать запах. Это будет как-то неестественно…
Чурилин перебил его:
– А лаять и кукарекать – естественно?.. Закусишь щавелем, и все дела.
Зэк сказал:
– Убедили…
День был теплый и солнечный. По небу тянулись изменчивые легкие облака. У переезда нетерпеливо гудели лесовозы. Над головой Чурилина вибрировал шмель.
Водка начинала действовать, и я подумал: "Хорошо
на свободе! Вот демобилизуюсь и буду часами гулять по улицам. Зайду в кафе на Марата. Покурю на скамейке возле здания Думы…"
Я знаю, что свобода философское понятие. Меня это не интересует. Ведь рабы не интересуются философией. Идти куда хочешь – вот что такое свобода!..
Мои собутыльники дружески беседовали. Зэк объяснял:
– Голова у меня не в порядке. Опять-таки, газы… Ежели по совести, таких бы надо всех освободить. Списать вчистую по болезни. Списывают же устаревшую технику.
Чурилин перебивал его:
– Голова не в порядке?! А красть ума хватало? У тебя по документам групповое хищение. Что же ты, интересно, похитил?
Зэк смущенно отмахивался:
– Да ничего особенного… Трактор…
– Цельный трактор?!
–Ну.
– И как же ты его похитил?
– Очень просто. С комбината железобетонных изделий. Я действовал на психологию.
– Как это?
– Зашел на комбинат. Сел в трактор. Сзади привязал железную бочку из-под тавота. Еду на вахту. Бочка грохочет. Появляется охранник: "Куда везешь бочку?". Отвечаю: "По личной надобности". – "Документы есть?" – "Нет". – "Отвязывай к едрене фене"… Я бочку отвязал и дальше поехал. В общем, психология сработала… А потом мы этот трактор на запчасти разобрали…
Чурилин восхищенно хлопнул зэка по спине:
– Артист ты, батя!
Зэк скромно подтвердил:
– В народе меня уважали.
Чурилин неожиданно поднялся:
– Да здравствуют трудовые резервы!
И достал из кармана вторую бутылку.
К этому времени нашу поляну осветило солнце. Мы перебрались в тень. Сели на поваленную ольху.
Чурилин скомандовал:
– Поехали!
Было жарко. Зэк до пояса расстегнулся. На груди его видна была пороховая татуировка:
"Фаина! Помнишь дни золотые?!".
А рядом – череп, финка и баночка с надписью "яд"…
Чурилин опьянел внезапно. Я даже не заметил, как это произошло. Он вдруг стал мрачным и затих.
Я знал, что в казарме полно неврастеников. К этому неминуемо приводит служба в охране. Но именно Чурилин казался мне сравнительно здоровым.
Я помнил за ним лишь одну сумасшедшую выходку. Мы тогда возили ззков на лесоповал. Сидели у печи в дощатой будке, грелись, разговаривали. Естественно, выпивали.
Чурилин без единого слова вышел наружу. Где-то раздобыл ведро. Наполнил его соляркой. Потом забрался на крышу и опрокинул горючее в трубу.
Помещение наполнилось огнем. Мы еле выбрались из будки. Трое обгорели.
Но это было давно. А сейчас я говорю ему:
– Успокойся…
Чурилин молча достал пистолет. Потом мы услышали :
– Встать! Бригада из двух человек поступает в распоряжение конвоя! В случае необходимости конвой применяет оружие. Заключенный Холоденко, вперед! Ефрейтор Довлатов – за ним!..
Я продолжал успокаивать его:
– Очнись.
.
Я продолжал успокаивать его:
– Очнись. Приди в себя. А главное – спрячь пистолет.
Зэк удивился по-лагерному:
– Что за шухер на бану?
Чурилин тем временем опустил предохранитель. Я шел к нему, повторяя:
– Ты просто выпил лишнего.
Чурилин стал пятиться. Я все шел к нему, избегая резких движений. Повторял от страха что-то бессвязное. Даже, помню, улыбался.
А вот зэк не утратил присутствия духа. Он весело крикнул:
– Дела – хоть лезь под нары!..
Я видел поваленную ольху за спиной Чурилина. Пятиться ему оставалось недолго. Я пригнулся. Знал, что, падая, он может выстрелить. Так оно и случилось.
Грохот, треск валежника…
Пистолет упал на землю. Я пинком отшвырнул его в сторону.
Чурилин встал. Теперь я его не боялся. Я мог уложить его с любой позиции. Да и зэк был рядом.
Я видел, как Чурилин снимает ремень. Я не сообразил, что это значит. Думал, что он поправляет гимнастерку.
Теоретически я мог пристрелить его или хотя бы ранить. Мы ведь были на задании. Так сказать, в боевой обстановке. Меня бы оправдали.
Вместо этого я снова двинулся к нему. Интеллигентность мне вредила, еще когда я занимался боксом.
В результате Чурилин обрушил бляху мне на голову.
Главное, я все помню. Сознания не потерял. Самого удара не почувствовал. Увидел, что кровь потекла мне на брюки. Так много крови, что я даже ладони подставил. Стою, а кровь течет.
Спасибо, что хоть зэк не растерялся. Вырвал у Чурилина ремень. Затем перевязал мне лоб оторванным рукавом сорочки.
Тут Чурилин, видимо, начал соображать. Он схватился за голову и, рыдая, пошел к дороге.
Пистолет его лежал в траве. Рядом с пустыми бутылками. Я сказал зэку:
– Подними…
А теперь представьте себе выразительную картинку. Впереди, рыдая, идет чекист. Дальше – ненормальный зэк с пистолетом. И замыкает шествие ефрейтор с окровавленной повязкой на голове. А навстречу – военный патруль. "ГАЗ-61" с тремя автоматчиками и здоровенным волкодавом.
Удивляюсь, как они не пристрелили моего зэка. Вполне могли дать по нему очередь. Или натравить пса.
Увидев машину, я потерял сознание. Отказали волевые центры. Да и жара наконец подействовала. Я только успел предупредить, что зэк не виноват. А кто виноват – пусть разбираются сами.
К тому же, падая, я сломал руку. Точнее, не сломал, а повредил. У меня обнаружилась трещина в предплечье. Я еще подумал – вот уж это совершенно лишнее.
Последнее, что я запомнил, была собака. Сидя возле меня, она нервно зевала, раскрывая лиловую пасть…
Над моей головой заработал репродуктор. Оттуда донеслось гудение, последовали легкие щелчки. Я вытащил штепсель, не дожидаясь торжественных звуков гимна.
Мне вдруг припомнилось забытое детское ощущение. Я школьник, у меня температура. Мне разрешают пропустить занятия.
Я жду врача. Он будет садиться на мою постель. Заглядывать мне в горло. Говорить: "Ну-с, молодой человек". Мама будет искать для него чистое полотенце.
Я болен, счастлив, все меня жалеют. Я не должен мыться холодной водой…
Я стал ждать появления врача. Вместо него появился Чурилин. Заглянул в окошко, сел на подоконник. Затем направился ко мне. Вид у него был просительный и скорбный.
Я попытался лягнуть его ногой в мошонку. Чурилин слегка отступил и начал, фальшиво заламывая руки:
– Серега, извини! Я был не прав… Раскаиваюсь… Искренне раскаиваюсь… Действовал в состоянии эффекта…
– Аффекта, – поправил я.
– Тем более…
Чурилин осторожно шагнул в мою сторону:
– Я пошутить хотел… Для смеха… У меня к тебе претензий нет…
– Еще бы, – говорю.