У нее тоже вырастают когти и хвост.
Я не рыцарь. Не Ланселот. Я всего лишь еще один дракон. Такой же точно. Только более крупный. Более сильный. А значит — и еще более жестокий. Еще более безжалостный! Ибо жестокость у драконов — это и есть их сила. И если я перестану быть жестоким — на мое место придет другой. Который сожрет меня.
Нет! — Паутов медленно покачал головой. — Есть черта, которой я не переступлю! Я не буду покупать победу такой ценой. Не стану превращаться в дракона. Я останусь человеком. Я подыму свой меч, и я стану сражаться со злом. Но — в образе человека!
Референдум — да, но гражданская война — нет. Я не буду биться с драконом его методами. Не стану призывать на помощь дьявола.
И если я действительно погибну — что ж, значит, я просто слишком слаб. Не Георгий-победоносец. А всего лишь его предтеча. Всего лишь один из многих.
Но я умру человеком! Спасу свою душу. Я один раз уже чуть не потерял ее и не хочу терять во второй. Теперь я знаю, что это такое. «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?»
Ни-ка-кой! Решительно никакой. Это уже вообще будет не человек. Это будет — дракон.
Его сосед молчал по-прежнему. Но сидевший за рулем не успокаивался.
— Слушай, а у тебя у самого-то паутовки есть? — после паузы вновь спросил он.
— Есть… — процедил наконец сквозь зубы его неразговорчивый собеседник и зло сплюнул в окно. — И у тещи еще целый мешок. Звонила вчера…
— Вот жизнь! — сокрушенно покачал головой водитель. — И у меня есть… Сволочи!! — неизвестно к чему ожесточенно добавил он и резко прибавил газа.
И опять спросил у Люцифера Его Сын, весьма удивленный:
— А разве под «ближними» не подразумеваются именно все?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Тогда почему же в остальных заповедях говорится просто: не убий! не укради! Там, где речь идет именно о всех?
И ничего не ответил тогда на это и задумался Сын Люцифера.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 66-й
И настал шестьдесят шестой день.
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Можно ли построить рай на земле?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Можно.
Только он будет очень хрупок, этот рай. Ведь строить его придется из стекла.
(«Ни о чем больше я не прошу богов» — лат.)
Гораций. Оды
— Спасибо, все было очень вкусно! — Русин встал из-за стола и направился к себе в кабинет, бросив на ходу повару: Как у нас сегодня? Без изменений?
— А какие изменения, Вадим Евгеньевич? — пожал плечами тот, вытирая полотенцем руки и подобострастно глядя в глаза Русину. — Они уже звонили утром, все нормально.
— Ну, и хорошо! Сколько привезут? Двух?
— Да, конечно! Вы же двух сказали, — сразу же засуетился повар, испугавшись, по всей видимости, что он что-то там перепутал или недопонял.
— Да нет, нет, все правильно! Я просто так спросил, — успокоил его Русин, выходя с кухни. — Ладно, я пошел. Вернусь где-то часов в 9, как обычно. Спиртное им только не давай, ни капли. Видео пусть сидят смотрят. Или телевизор. И ванную проследи, чтоб приняли. Сам, в общем, знаешь.
— Да-да, Вадим Евгеньевич, я все сделаю, не беспокойтесь! — повар стоял чуть ли не навытяжку и ел глазами начальство.
— Ну, и слава богу! — похвалил его напоследок Русин, кивнул и вышел.
И однажды я все-таки убежал! — с удовольствием подумал он и самодовольно похлопал себя ладонью по животу. — Да! Господи, какие же люди, в сущности, глупые! Существа. На что только они тратят свою жизнь!.. А как все, оказывается, легко и просто!
Русин придвинул к себе огромную коробку с рыболовными снастями и стал с наслаждением в ней копаться. Это был его ежедневный обязательный ритуал. Своего рода священнодействие. Он долго и тщательно рассматривал блестящие металлические блесны; яркие, разноцветные, неестественно-красивые воблеры; гибкие и эластичные, податливые, влажно-маслянистые, словно дрожащие, змейки твистеров и виброхвостов. Осторожно, чтобы не уколоться о немыслимо-остро заточенные, тускло отсвечивающие на солнце хищные жала крючков, неторопливо и не спеша брал их в руки, разглядывал со всех сторон и так же неторопливо и осторожно клал на место.