– Если желаете, можете приобрести по льготной цене в размере семидесяти процентов от продажной остаток тиража «Шагов с неба». Мы вынуждены констатировать, что на роман нет спроса и нет смысла включать его в заявочный лист, – пояснил Эскобильяс.
– Почему бы вам не вернуть мне авторские права? В сущности, вам они не стоили ни гроша, и вы не рассчитываете продать ни одного экземпляра.
– Мы не можем так поступить, друг мой, – возразил Барридо. – Хотя никакого аванса вам не платили, тем не менее издание потребовало весьма значительных вложений со стороны фирмы. Контракт вы подписали на срок двадцать лет, и он автоматически продлевается на тех же условиях в случае, если издательство пожелает реализовать свои законные права. Поймите, пожалуйста, что мы тоже должны что-то получать. Нельзя же заботиться только об авторе.
По завершении его выступления я предложил трем сеньорам на выбор: убраться самостоятельно или быть вытолканными взашей. Прежде чем дверь захлопнулась у них перед носом, Эскобильяс соизволил наградить меня своим фирменным злобным взглядом.
– Мы ждем ответа в течение недели, или вам конец, – процедил он сквозь зубы.
– Через неделю вы и ваш идиот компаньон будете покойниками, – хладнокровно ответил я, плохо понимая, что заставило меня это сказать.
Вторую половину утра я провел, созерцая стены, пока колокола церкви Санта-Мария не напомнили мне, что пора собираться на встречу с доном Педро Видалем.
Видаль ждал меня, заняв лучший столик в зале. В руках он нежил бокал белого вина и слушал пианиста, который наигрывал пьесу Энрике Гранадоса [18]бархатными пальцами. Увидев меня, Видаль встал и радушно протянул руку.
– Поздравляю, – сказал я.
Видаль невозмутимо улыбался, дожидаясь, пока я усядусь, и только потом сел сам. Последовала минутная пауза, заполненная звуками музыки, а также взглядами персон из высшего общества, которые приветствовали Видаля издалека или же подходили к столику, чтобы поздравить его с успехом, о котором только и говорили в городе.
– Давид, ты не представляешь, насколько я сожалею о том, что произошло, – начал он.
– Не сожалейте, лучше наслаждайтесь.
– Думаешь, это так много значит для меня? Лесть горстки неудачников? Я мечтал о твоем триумфе.
– Простите, что вновь разочаровал вас, дон Педро.
Видаль вздохнул.
– Давид, я не виноват, что на тебя открыли сезон охоты. Ты не просишь, ты требуешь во весь голос. Ты уже большой мальчик и должен понимать, как делаются такие вещи.
– Просветите меня.
Видаль прищелкнул языком, словно мое простодушие оскорбляло его в лучших чувствах.
– А чего ты ожидал? Ты не член стаи. И никогда не станешь. Ты не хотел быть как все и думаешь, тебя простят. Ты замкнулся в своей башне и полагаешь, что выживешь, не присоединившись к общему хору, и сойдешь за своего. Ты ошибаешься, Давид. Всегда ошибался. Игра идет другая. А если хочешь сыграть по своим правилам, пакуй чемоданы и уезжай куда-нибудь, где ты сможешь стать хозяином судьбы, если такое место найдется. Но если останешься здесь, следует присоединиться к общине, какой бы она ни была. Все очень просто.
– Вы следуете этому принципу, дон Педро? Не выделяться в общине?
– А мне это не нужно, Давид. Я их кормлю. Чего ты тоже никогда не понимал.
– Вы бы удивились, узнав, как быстро я постигаю науку. Но не беспокойтесь, поскольку все эти рецензии не имеют ровным счетом никакого значения. Так или иначе, завтра никто о них и не вспомнит: ни о ваших хвалебных, ни о моих разгромных.
– Тогда в чем проблема?
– Пусть все идет своим чередом.
– Эти два сукиных сына? Барридо со своим стервятником?
– Забудьте, дон Педро. Как вы сказали, я сам кругом виноват. Больше никто.
Возник maitre
– Что? – перебил я его.
Видаль вздохнул.
– В ту ночь, когда умер твой отец…
– Когда его убили, – поправил я холодно.
– Произошла ошибка. Твоего отца убили по ошибке.
Я тупо смотрел, не понимая, что он силится сказать.
– Тем людям был нужен не он. Они обознались.
Я вспомнил глаза наемных убийц, вынырнувших из тумана, запах пороха и темную кровь отца, струившуюся меж моих пальцев.
– Они хотели убить меня, – сказал Видаль едва слышно. – Старинный компаньон моего отца узнал, что мы с его женой…
Я зажмурился, прислушиваясь к глухому рокочущему смеху, рождавшемуся в груди. Моего отца изрешетили пулями из-за любовной интрижки великого Педро Видаля.
– Скажи что-нибудь, пожалуйста, – взмолился Видаль.
Я открыл глаза.
– А какую вторую вещь вы собирались мне сказать?
Я никогда прежде не видел Видаля испуганным. Зрелище было в самый раз.
– Я попросил Кристину выйти за меня замуж.
Повисло молчание.
– Она согласилась.
Видаль потупился. Официант принес закуски и накрыл на стол, пожелав Bon appetit. [20]Видаль не смел смотреть в мою сторону. Закуски остывали на блюде. Помешкав немного, я взял томик «Шагов с неба» и ушел.
В тот день, оставив за спиной ресторан «Maison Doree», я вдруг обнаружил, что иду вниз по бульвару Рамбла с романом «Шаги с неба» под мышкой. У меня задрожали руки, когда я приблизился к углу, откуда начиналась улица Кармен. Я остановился у витрины ювелирного магазина «Багес», притворившись, будто разглядываю золотые медальоны в форме виньеток и цветов, усыпанных рубинами. На расстоянии нескольких метров от того места вздымался пышный барочный фасад магазина «Эль Индио», который со стороны больше напоминал ярмарку чудес и диковин, а не обычную текстильную лавку. Я приблизился к зданию и вошел в вестибюль, предварявший входную дверь. Я знал, что она не узнает меня, и, возможно, я сам ее не узнаю, однако простоял там неподвижно минут пять, прежде чем отважился переступить порог. И когда я все-таки вошел в зал, мое сердце колотилось как бешеное, а руки вспотели.
Стены были уставлены стеллажами, ломившимися от рулонов разнообразнейших материй.