И церковь, милую крутояровскую церковь, где он впервые уверовал в Бога…
– Голубок ты наш ясный! Прилетел, наконец, к родному гнездышку! Обрадовал всех, слава тебе, Господи! – быстро говорила Варвара Митрофановна, крепко держа Романа под левую руку, а справа шуршал черной шелковой рясой отец Агафон:
– Облагодетельствовал, Ромушка, истинно облагодетельствовал! Ко святому празднику, Богу на радость, нам на умиление! Ой, как же я рад, помилуй Боже!
– Федя, так я ведь сон видела вчера, как будто журавлики мимо нашего дома летели, а один спустился и на крышу сел!
– Сны вещие мы все видеть мастера, – перебил ее Антон Петрович. – Я видел, как зимою липа цвела, а Лизочка – как у нас под окном клад нашли золотой.
– Да не золотой, Антоша! – махнула рукой Лидия Константиновна! – Клад, а в нем младе-нец живой.
– Господи, вот чудеса! – удивилась, крестясь, Варвара Митрофановна.
– Обрадовал, вот обрадовал! – повторял отец Агафон, свободной рукой поглаживая свою бороду. – Теперь пасхальную утреню служить сил прибавится! Экий гость в наших краях!
– Надежда Георгиевна с Зоечкой тоже к Пасхе обещались, – проговорил Петр Игнатьевич, тяжело садясь на свое место.
– Ей-богу?! – почти одновременно воскликнули Огурцовы, еще крепче сжав руки Романа.
– Обещались, обещались, – кивал лысой круглой головой Красновский.
– Дай-то Бог, вот славно было бы!
– Надежда Георгиевна! Я ее год не видала!
– А Зоинька, деточка моя! Ну вот уж радости-то было б!
– Вот был бы праздник-то, Господи, твоя воля!
– Как хорошо, как хорошо бы! – жмурясь и качая головой, повторял отец Агафон. – И Ан-тон Петрович с Лидочкой, и Петр Игнатьевич с Надеждой Георгиевной, Ромочка, Зоинька, Ку-ницыны, и опять же Николай Иванович с…
Он запнулся, моргая белесыми ресницами, а Николай Иванович тут же дополнил своим мягким вкрадчивым голосом:
– Со своими жуками.
Все рассмеялись, Антон Петрович захохотал, звучно хлопнув от удовольствия в ладоши:
– Ах-ха-ха! Ну те-с, честные господа, шутки шутками, а стол не забывать! Таков приказ фельдмаршала! Прошу садиться, хоть у нас и Страстная, а овощами Бог не обделил, так что прошу покорнейше!
Посмеиваясь над шуткой Николая Ивановича, все стали садиться.
Батюшка с попадьей сели слева от Романа, Лидия Константиновна и Антон Петрович – справа. Петр Игнатьевич и Николай Иванович расположились напротив.
В отсутствие Романа гости и хозяева успели отведать всю ту же анисовую и закусывали теми же мочеными яблоками, квашеной капустой и грибками. Рюмка Романа во мгновение ока наполнилась желтовато-золотистой настойкой, а его тарелку тетушка принялась заботливо нагружать всем, что было на столе.
– Милые мои братья во Христе! – громко, но с теплотой в голосе проговорил, приподни-маясь, о. Агафон, держа рюмку пухлой, слегка подрагивающей рукой. – Позвольте просить вас всемилостиво выпить за здоровьице нашего Ромушки.
Всем пришлось снова встать, потянуться рюмками к Роману, который уже начинал ощу-щать неловкость от обилия всех приветствий и тостов, обращенных к нему за сегодняшний день.
– За соколика нашего сизокрылого! – пропела Варвара Митрофановна и первая чокнулась с Романом.
– Благодарю вас… покорнейше благодарю… – бормотал Роман, улыбаясь и чокаясь.
Все выпили, и каждый, как водится, отреагировал на анисовую по-своему: Роман коснулся кончиком сильно накрахмаленной салфетки своих усов; Антон Петрович издал звук, похожий на тот, что издавал сегодня Петр Егоров, расшибая поленья; отец Агафон сморщился, качнул головой и, прошептав «Грехи наши…», сразу принялся закусывать; попадья сказала «Ой»; Петр Игнатьевич крякнул, выпучил глаза, оттопырил губы и некоторое время не двигался; Николай Иванович зябко передернул плечами, смахнул мизинцем слезу из-под очков; Лидия Константи-новна, по обыкновению, не отреагировала никак, словно воды выпила.
– Хорошо, – пробормотал Петр Игнатьевич, выходя из оцепенения и тыча вилкою в рыжи-ки.
– Чай, не разучились еще, – ответил Антон Петрович, закусывая капустой. – Рука тверда. И меч булатный сдержит…
– Лидия Константиновна, а где же Клюгин? – спросил Николай Иванович.
– Сама не пойму. Я пригласила его, послала Акима сказать. Может, болен?
– Эскулап и болен? Быть не может! – отрезал Антон Петрович. – Да еще такой Агасфер, как Андрей… Этот никогда ничем не болел. Он, судари мои, болезням неподвластен.
– Это почему так? – спросила Варвара Митрофановна, громко орудуя ножом и вилкой в попытке разрезать соленый огурец.
– А потому что он давно уже почил в Бозе и смерть его не берет!
– Господи, что ж вы такое, Антон Петрович, говорите!
– Антоша! Как тебе не стыдно.
– В страстную-то, Антон Петрович, ай-яй-яй… – закачал головою, быстро, как кролик, жующий отец Агафон.
– Да я не к тому, чтобы унизить или что там, упаси Бог! – воскликнул Антон Петрович, тряхнув прядями. – Я же просто толкую вам о мертвом теле и живой душе! Андрей давно уж телом мертв, а дух живет в нем, и ого-го какой дух! Поэтому-то и болезни его минуют, как апо-стола Петра.
– Ну, Антон Петрович… – словно от зубной боли сморщился Красновский, – как можете вы сравнивать Клюгина со святым апостолом? Это же чистая нелепость.
– Его лучше с юродивым сравнить, Антоша. Их ведь тоже болезни не брали, – улыбаясь, вставила Лидия Константиновна.
– Андрей Викторович человек с чудиною, – заметил отец Агафон. – В храм Божий не зай-дет, лба не перекрестит. Много глупостей мужикам наговорил. Странный, странный человек…
– Да ну полноте вам, – с мягкой укоризной проговорил Рукавитинов. – Андрей Викторо-вич прекрасный врач, скольким людям жизнь спас, скольких мужиков да баб вылечил. А что в церковь не ходит, так что ж с того? В Европе многие умы в соборы до кирхи не ходили, а вышли великие ученые.
Отец Агафон непримиримо качал головой:
– Нет, Николай Иванович, никак нельзя без церкви, без храма. Церковь – невеста Христо-ва, святыми апостолами нам завещана. Чрез церковную общину человек спасение обретает, веру, покой душевный. Что люди в миру? Грубители, прелюбодеи, мшелоимцы. А в церкви все яко агнцы пред Господом-то нашим. А одному да в миру противу зла трудно устоять.
– А подвижники? Сергей Радонежский, Кирилл Белозерский? Одни жили, одни и моли-лись.
– Батюшка вы мой Николай Иванович. Так это ж подвижники, святые люди, угодники Бо-жьи! А вы мне про мирян толкуете!
– А что миряне… Подвижники тоже сначала мирянами были…
– Да и какими греховодниками! – живо вмешался в разговор Антон Петрович. – Я читал в одной апокрифической книге об этих вот… отцах-пустынниках, что один из них, не помню кто, кажется – Марк Антиохсский, был жутким бабником! Не было в Антиохии ни одной бабенки, которую бы он не соблазнил к блуду. А еще, говорят, содержал он у себя двух пони, опять же не для езды там и гужевых надобностей, а прямо скажем, для…
– Антон! – вскрикнула Лидия Константиновна, стукнув своей узкой ладонью по столу, от-чего приготовленные к чаю стоящие с краю чашки задребезжали. – Прекрати сейчас же! Ей-богу, ты же не младенец!
– Молчу, молчу, – сложил огромные руки Антон Петрович наподобие индуистского при-ветствия.
– Неужели больше не о чем говорить накануне Светлого Воскресения? Николай Иванович, голубчик, право, мне так плохо, когда начинаются эти querelles absurdes!
– Прошу прощения, Лидия Константиновна, – поспешил извиниться Рукавитинов. Отец Агафон вздохнул, склонил голову к тарелке и, время от времени повторяя «без церкви нельзя, нельзя без храма», занялся квашеной капустой.