– Зрите-лей со слабыми нервами просим покинуть зал…
– Непревзойденная канатоходка! Танец маленьких лебедей под куполом цирка! На прово-локе!
Девушка расхохоталась, парень схватил ее ноги:
– Слезай, а то нырнешь. Она глянула вниз и сощурилась:
– Смотри, что там…
Парень снял ее с парапета, перегнулся.
Внизу плавала, терлась о гранит разбухающая норма.
– Кирпичик какой-то. Лень…
– Слушай, да это же норма.
Лицо парня стало серьезным,
– А как же она здесь?
– Не знаю. Может, потерял кто.
– Не может быть.
– Черт его знает. А может, сволочь какая-то выбросила.
– Ты думаешь?
– А что! Вон в газете писали – один тип в урны выбрасывал. Завернет в бумагу – и в урну.
– Ничего себе. Лень, а может, утонул кто, а?!
– Как?
– Да так! А норма всплыла!
– Да что ты. Глупости.
Парень разглядывал норму:
– Знаешь, надо б сказать милиционеру.
– А где ты найдешь его?
– Проезжали когда, на перекрестке стоял.
– Ааааа. Точно. Это ж рядом, пошли.
– Место заметить только.
Зашагали, взявшись за руки.
За мостом на перекрестке прохаживался милиционер. Он был в длинной клеенчатой накидке, полосатая палочка торчала из рукава.
Подошли. Парень заговорил:
– Товарищ милицанер, там вон мы увидели прям в воде, возле поворота, ну, где аллейка, там норма плавает чья-то…
– В воде? – переспросил милиционер.
– Ага.
– Точно норма? Не ошиблись?
– Точно, точно! – девушка тряхнула головой, – мы шли, в воду глядели, а она плавает.
– Близко от берега?
– Прямо у самого, у гранита.
– И плавает?
– Плавает!
– Ну, смотрите…
Милиционер отвернул полу накидки, поднес ко рту микрофон на скрученном шнуре:
– Шестой, шестой… Саш, это Савельев с восемнадцатого… слушай тут, вот ребята норму в воде видели. Возле аллеи, ну где поворот на ярмарку. К берегу прибило ее. Ага. Скажи на стан-цию, пусть катер вышлют.
Он спрятал микрофон:
– Спасибо, ребята.
– Да не за что.
Парень с девушкой отошли.
Минут через пять на реке затарахтел катер, приблизился к набережной и медленно дви-нулся вдоль. Рядом с водителем в катере сидел милиционер.
В надвигающейся темноте норму разыскали с трудом. Она разбухла, частично развалилась.
Водитель осторожно уперся носом катера в набережную, милиционер свесился с капроно-вым сачком, подцепил норму и потряс над водой:
– Четвертый случай за два дня. Надо же!
Водитель закурил, кинул спичку за борт и стал отчаливать, разворачиваясь:
– Ну и что, не нашли?
– Найдем, – бодро кивнул милиционер и стал перекидывать норму в приготовленный бу-мажный пакет, – найдем, никуда не денутся…
– Мамуля! – Вовка загремел цепочкой, открыл дверь, бросился Юле на шею и повис, – Мамулька!
– Вовка! Упаду… – Юля согнулась, растопыря руки с авоськами. Вовкины ноги коснулись порога.
– Отпусти… Володя… Задушишь.
Вовка отпустил, вцепился в авоську:
– Купила? Мороженое?
– Нет. Лучше. Пирожное.
– Правда?! Много?
– Нам хватит.
Они вошли в коридор. Юля стала раздеваться, Вовка, изогнувшись, потащил авоськи на кухню.
– Осторожней, там в красной яйца сверху, – Юля скинула туфли, сунула уставшие ступни в тапочки. – Оооо… хорошо-то как… Папа не звонил?
– Не-а.
Вовка разбирал авоськи.
Вовка разбирал авоськи.
– А тетя Соня не заходила?
– Не-а.
Юля вошла в спальню, сняла платье через голову, повесила в шкаф. Надела халат, крикну-ла:
– Ты ел что-нибудь?
– Чай пил.
– А котлеты с рисом не ел?
– Не-а.
– Почему? Я же специально оставляла.
Юля вошла на кухню.
– Да не хотелось, мам.
– Это непорядок. Иди, мой руки.
– Я мыл уж, мам.
– Неправда. Иди, не обманывай.
Вовка убежал в ванную.
Юля нарезала свежего хлеба, поставила греться котлеты с рисом и чайник. Вовка вернулся, показал ей ладошки и сел напротив, болтая ногами. Юля убрала яйца и творог в холодильник, яблоки высыпала в раковину, пирожные разложила на коричневом блюде. Со дна авоськи до-стала норму, разрезала пакетик ножницами, положила подсохший комок на блюдечко.
Блюдечко поставила на стол.
– Во, засохшая какая, – Вовка потрогал норму пальцем.
Под темно-коричневой корочкой чувствовалось мягкое содержимое.
– Не трогай, – Юля сняла шипящую сковороду с котлетами и рисом, поставила на кружок перед Вовкой. – Ешь.
Болтая ногами, Вовка насадил котлету на вилку и стал дуть на нее.
– Сядь нормально, не балуйся. – Юля набрала волы в стакан и принялась есть норму чай-ной ложкой, часто запивая водой.
Вовка жевал котлету:
– Мам, а зачем ты какашки ешь?
– Это не какашка. Не говори глупости. Сколько раз я тебе говорила?
– Нет, ну а зачем?
– Затем, – ложечка быстро управлялась с податливым месивом.
– Ну, мам, скажи! Ведь не вкусно. Я ж пробовал. И пахнет какашкой.
– Я кому говорю! Не смей!
Юля стукнула пальцем по краю стола.
– Да я не глупости. Просто, ну а зачем, а?
– Затем.
– Ну, мам! Ведь не вкусно.
– Тебе касторку вкусно было пить? Или горькие порошки тогда летом?
– Не! Гадость такая!
– Однако, пил.
– Пил.
– А зачем же пил, если не нравилось? Не сыпь на колени, подвинься поближе…
– Надо было… Живот болел.
– Вот. И мне надо.
– Зачем?
– Ты сейчас еще не поймешь.
– Ну, мам! Пойму!
– Нет, не поймешь.
Юля доела норму, запила водой и стала есть из одной сковороды с Вовкой.
– А может пойму, мам!
– Нет.
– Ну это, чтоб тоже лечиться от чего-нибудь?
– Не совсем. Это сложнее гораздо. Вот когда во второй класс пойдешь, тогда расскажу.
– Аааа, я знаю! Это как профилактика? Уколы там, перке разные? Эт тоже больно, но все делают.
– Да нет… хотя может быть… ты ешь лучше, не зевай…
– А я когда вырасту, тоже норму есть буду?
– Будешь, будешь. Доедай рис.
– Не хочу, мам.
– Ну, не хочешь – не надо, – Юля поставила полупустую сковородку на плиту, налила чаю. – Бери пирожное.
Вовка взял, откусил, подул на чай и осторожно отпил.
Вместо шипящей ароматной струи из пульверизатора, пузырясь, закапал одеколон.
– Засорился, ведь вот… – Прохоров сжимал резиновую грушу, но ничего не менялось. Одеколон капал на пол.
Прохоров вывинтил пульверизатор из пузырька, подул в изогнутый наконечник. Воздух проходил с трудом. Выдутый одеколон потек по руке. Найдя в комоде иголку, Прохоров поко-вырял ей в головке и снова подул:
– Вот и лучше…
Он ввинтил пульверизатор, покачал грушу.
Прохладная струя с шипением вырвалась из головки.
– Порядок в танковых частях.
Прохоров задернул шторы. В комнате стало сумрачно. Притворив дверь, он снял с комода зеленый баллончик аэрозоля «Хвоинка» и стал распылять над столом.