Таким образом, у меня не было ни одного ключа к разгадке. Ночевка в отеле стала чертой, после которой я вынужден был всерьез задуматься о некоторых вещах. В частно-сти, о рвоте и телефонных звонках. Все более очевидным становилось, что, во-первых, между этими явлениями существует связь (уж не знаю, полная или частичная) и что, во-вторых, оба они не столь, ничтожны, как казалось вначале. После двух дней, проведенных в отеле, дома рвота и звонки продолжились в прежнем режиме. Ради интереса я пару раз заночевал у друзей, но звонки настигли меня и там. Естественно, телефон звонил, исключительно когда друзей не было дома и я оставался один. Меня охватывал все больший трепет. Казалось, за моей спиной неотступно стоит невидимка, следит за каждым моим шагом, звонит, выжидая удобного момента, сует мне два пальца в рот. Налицо признаки душевного расстройства, не так ли?
– Думаю, ни один пациент с душевным расстройством не заподозрит его у себя, – ответил я.
– Совершенно верно. Как и то, что медицина не знает примеров, когда душевное расстрой-ство сопровождалось бы рвотой. Так мне объяснил психиатр из университетской больницы. Он на меня почти не взглянул – им есть дело только до пациентов с явными отклонениями. Доктор сказал, что таких, как я, в каждом вагоне электрички линии Яманотэ наберется от двух с половиной до трех человек и ему недосуг возиться с каждым. Посоветовал с рвотой обратиться к терапевту, а с телефонными звонками в полицию. Думаю, ты знаешь не хуже меня, что полиция никогда не расследует два вида преступлений – телефонное хулиганство и кражу велосипедов. Во-первых, из-за слишком большого количества, а во-вторых, из-за несерьезности самого преступления. Полицию парализует, если она начнет расследовать каждое подобное дело. Там меня тоже толком не стали слушать: «Телефонное хулиганство? И что говорит собеседник? Просто называет ваше имя? И больше ничего? Подпишите вот здесь заявление. Если будут еще какие-нибудь странности, звоните», – так или примерно так. Их даже не заинтересовало, что собеседник всегда в курсе того, куда я направляюсь. Я знал, что если буду настаивать, они просто заподозрят, что я не в ладах с головой. Итак, я понял, что не могу рассчитывать на полицию, врачей и кого бы то ни было. Остается только разбираться со всем этим самому – эта мысль посетила меня примерно на двадцатый день после начала «рвотно-телефонной истории». Я понемногу начал сдаваться, хотя считаю себя вполне выносливым физически и психологически.
– А с той девушкой, подружкой твоего друга, у тебя все это время не возникало проблем?
– Никаких. Он как раз уехал по делам на Филиппины на две недели, и мы в его отсутствие отлично порезвились.
– Когда ты был с ней, телефон не звонил?
– Нет. Могу уточнить в дневнике, но кажется, нет. Телефон звонил, только когда я был один. То же самое и со рвотой. И тогда я подумал: почему я так много времени провожу в оди-ночестве? Из двадцати четырех часов двадцать три с лишним я бываю один. Живу один, по ра-боте почти ни с кем не общаюсь, все деловые вопросы решаю по телефону, встречаюсь с чужими девушками, питаюсь на девяносто процентов вне дома; даже когда занимаюсь спортом, плаваю в одиночку. Хобби у меня сам знаешь: в одиночестве слушаю почти что антикварные пластинки. Моя работа требует одиночества для концентрации внимания. Да, у меня друзья, но все они сильно заняты – такой возраст, – и мы не можем видеться часто… Ты ведь наверняка представляешь себе такой образ жизни?
– Ну, да, – согласился я.
Он налил на лед виски, перемешивая, повращал лед пальцем, сделал глоток.
– И тогда я крепко задумался. Что делать дальше? Неужели я и впредь буду страдать в одиночестве от телефонного хулиганства и рвоты.
– Нашел бы нормальную подругу. Свою собственную.
– Конечно же, я думал об этом. Мне тогда было двадцать семь, пора бы и жениться.
– Конечно же, я думал об этом. Мне тогда было двадцать семь, пора бы и жениться. Но нет. Не тот я человек. Я, как бы это сказать, не терплю уступок. Не хотелось отступать перед такими иррациональными вещами, как рвота или телефонное хулиганство, с легкостью отказываться от привычного образа жизни. В общем, я решил сражаться до последней капли физических и мо-ральных сил. Я хмыкнул.
– А ты бы как поступил, Мураками?
– Как бы я поступил? Даже не знаю, – ответил я.
Я действительно не знал.
– Рвота и звонки шли непрерывно. Я сильно похудел. Так… минуточку… вот, четвертого июня я весил шестьдесят четыре кило, двадцать первого июня – шестьдесят один кило, а десято-го июля – пятьдесят восемь кило. Пятьдесят восемь килограммов! Это с моим-то ростом. Я больше не мог носить одежду прежнего размера. При ходьбе приходилось придерживать брюки.
– Могу я спросить, почему ты не установил телефон с автоответчиком или что-нибудь в этом роде?
– Конечно потому, что не хотел спасаться бегством. Сделав это, я бы дал ему понять, что сдаюсь. Кто выдержит дольше? Кто первый выдохнется: я или противник? То же самое в отно-шении рвоты. Я стал относиться к ней как к идеальной диете. К счастью, во мне не произошло необратимых физических изменений, в принципе я мог нормально жить и работать. Я снова на-чал употреблять алкоголь – с утра выпивал пива, а вечером изрядное количество виски. Какая1 разница, пить или нет, если все равно вырвет. С алкоголем веселее, легче смириться с обстоя-тельствами. Я снял деньги со счета, пошел в магазин и купил костюм и две пары брюк по новой фигуре. В зеркале примерочной моя худоба смотрелась совсем неплохо. Если поразмыслить, то рвота – не такая уж большая проблема. Во всяком случае, это менее болезненно, чем геморрой или кариес, и благороднее, чем понос. Конечно, смотря с чем сравнивать. Если исключить физи-ческое истощение и угрозу рака, рвота, в сущности, безвредна. В Америке для желающих сбро-сить вес есть даже лекарство, искусственно вызывающее рвоту.
– В итоге, – произнес я, – рвота и звонки продолжались до четырнадцатого июля?
– Если быть точным… минутку… если быть точным, то последний раз меня вырвало в по-ловине десятого утра четырнадцатого июля тостами, салатом из помидоров и молоком. Послед-ний звонок раздался тем же вечером в десять двадцать пятья как раз слушал «Концерт у моря» Эррола Гарнераи пил подаренный «Seagram VO»… Все-таки дневник удобная штука, правда?
– Очень, – подтвердил я, – с тех пор и то и другое прекратилось?
– Будто отрезало. Как в «Птицах» Хичкока: открываю утром дверь, а все кончилось. Ни рвоты, ни звонков. Я снова поправился до шестидесяти трех кг, а тот костюм и брюки так и ос-тались висеть в платяном шкафу. На память.
– Телефонный собеседник до конца вел себя в том же духе?
Он покачал головой, взгляд его был немного рассеянным.
– Нет, – ответил он, – последний звонок отличался от предыдущих. Сначала он назвал мое имя. Это как обычно. Но потом этот тип сказал следующее: «Вы знаете, кто я?» – и замолчал. Я тоже молчал. Думаю, так прошло секунд пятнадцать или двадцать – ни один из нас не произнес ни слова. Затем он отключился. Щелк – и короткие гудки.
– Он так и сказал? «Вы знаете, кто я?»
– Да, слово в слово. У него была неторопливая и вежливая манера говорить. «Вы знаете, кто я?» А вот голос точно незнакомый. По крайней мере, среди тех, с кем я общался последние лет пять-шесть, его точно не было. Разве что кто-то из детства или совсем малознакомый, но, с другой стороны, за что им меня ненавидеть? Не помню, чтобы делал кому-то гадости. В работе я тоже не настолько успешен, чтобы разозлить конкурентов.