Прав-да? Совершенно естественно, что ты принял мои дела так близко к сердцу. Но если вдуматься, удо-стоверения личности далеко не достаточно, чтобы удостоверить человека. После того, что произош-ло со мной, мне пришлось многое передумать. Не слишком ли мы привержены этим удостоверениям личности? Потому-то и появляются все время, калеки, занимающиеся фальсификациями и подделка-ми, чтобы скрыть свое уродство.
– Согласен, полностью… Фальсификации и подделки ни к чему, совершенно… Среди слишком размалеванных женщин много, говорят, истеричек…
– Но с другой стороны, разве можно представить себе лицо человека гладким, как яйцо – без глаз, без носа, без рта?..
– Да, тогда никого нельзя будет отличить.
– Вора от полицейского… Преступника от пострадавшего…
– Да, и свою жену от жены ближнего своего… – Точно ища спасения, он закурил и тихо засме-ялся. – Это было бы здорово. Здорово, но возникают кое-какие вопросы. Вот, кстати, станет жизнь от этого более удобной или, наоборот, неудобной?..
Я засмеялся вместе с ним и решил, что на этом разговор нужно кончать. Но меня вдруг захва-тил круговорот, в центре которого было лицо, и тут уж тормоза оказались бессильны. Пока центро-бежная сила не вырвала из моих рук веревку, я, прекрасно сознавая опасность, продолжал стреми-тельно мчаться вперед. И ничего не мог поделать с собой.
– Ни то ни другое. На такой вопрос однозначный ответ немыслим даже логически. Коль скоро противоречия отпадут, станет невозможным и сравнение.
– Если отпадут противоречия, это будет означать деградацию.
– А что, тебе они очень необходимы? Разве можно утверждать, что, например, различия в цвете кожи принесли истории какую-либо пользу? Я абсолютно не признаю значения такого рода противоречий.
– О-о, ты, я вижу, начал обсуждать национальный вопрос. Но толкуешь его слишком широко.
– Если бы это было возможно, я расширил бы его еще больше. До каждого отдельного лица, существующего в этом мире… Только с такой вот физиономией, чем больше говоришь, тем больше это похоже на монотонную песню преступника, доказывающего свою невиновность.
– Если ты разрешишь коснуться только национального вопроса… Может, это зря – всю ответ-ственность возлагать лишь на лицо…
– А я хочу вот что опросить. Почему, когда мы начинаем фантазировать о жителях других ми-ров, то прежде всего пытаемся представить себе их внешний вид?
– Этот разговор нас далеко заведет… – И, сминая в пепельнице сигарету, которой затянулся всего раза три: – Чтобы закончить его, объясним это хотя бы любопытством.
Я до боли остро ощутил неожиданно изменившийся тон собеседника, и мое фальшивое лицо покатилось с того места, где оно должно было быть, как падает тарелка, которую жонглер перестает вращать.
– Постой, посмотри на ту картину, – Я снова ничему не научился. И, указывая пальцем на до-вольно приятную репродукцию портрета эпохи Возрождения: – Что ты о ней скажешь?
– Ты, вижу, готов укусить меня, если я отвечу необдуманно. В общем, довольно глупое лицо.
– Да, верно, пожалуй. А нимб над головой? В этом ведь тоже есть определенная идея. Идея лжи и обмана. Благодаря этой идее лицо погрязло во лжи…
На лице моего собеседника появилась легкая улыбка. Тонкая, все понимающая улыбка, лишен-ная уже и тени смущения.
– Ну что я за человек. Какие бы высокие слова ты ни употреблял, пока я сам не пойму что к че-му, ничего не в состоянии почувствовать. Может быть, мы просто не находим общего языка? Я за-нимаюсь ископаемыми, но, когда речь идет об искусстве, тут я модернист.
* * *
Сетовать бессмысленно. Лучше побыстрее осознать то, что я услышал от товарища. Ждать бо-лее значительных результатов означало только обольщать себя.
Ведь помимо всего прочего я полу-чил нужную информацию, а преодолеть унижение, собственно, тоже было моей целью, входило в задуманный план.
Но я до глубины души возненавидел палеонтологию, лишь когда понял: то, что я считал добы-чей и приволок домой, на самом деле несъедобная приманка. Нет, она была похожа на настоящую пищу, но, к сожалению, никто не знал способа ее приготовления – раздразнили, а есть невозможно.
Признание закономерности множества нюансов при восстановлении облика по одному и тому же скелету было еще одним шагом на пути к возможности создания маски. Значит, независимо от основы можно выбирать любое лицо по своему усмотрению? Выбирать по своему вкусу приятно, но ведь выбирать-то все равно нужно. Необходимо просеять сквозь сито бесчисленные возможности и решить, каким, тем единственным, будет твое лицо. Какую избрать единицу измерения, взвешивая на весах лица?
Я не собирался придавать лицу особое, исключительное значение, и поэтому, по мне, какое ни лицо – все равно… Но когда лицо делают специально, никто не захочет, чтобы оно было отечным, как у сердечника. И уж конечно, не нужен в качестве модели киноактер.
Идеальное лицо – желать его бессмысленно. Да такого, в общем, и не существует. Но посколь-ку я должен был сделать выбор, необходим был какой-то эталон. Имей я даже самый неподходящий эталон, который, возможно, поставил бы меня в затруднительное положение, все равно это было бы уже что-то… Ни субъективно, ни объективно представить себе подобный эталон невозможно… Но в конце концов примерно через полгода блужданий я наконец нашел решение.
Заметки на полях. Было бы неверно сводить все к отсутствию эталона. Скорее следовало принять в расчет мое внутреннее стремление отказаться от всякого эталона вообще. Выбрать эталон неизбежно означает отдать себя на волю другого. Но человек имеет в то же время и про-тивоположное желание – быть отличным от других. Две эти проблемы должны находиться в сле-дующих отношениях:
А/B=f(1/n),
где А – показатель чужой воли, В – показатель сопротивления чужой воле, n – возраст, f – степень приспособляемости. (Ее снижение означает, что человек самоутверждается и одновре-менно растет его склонность к консерватизму. Она, как правило, обратно пропорциональна воз-расту, но отмечаются значительные индивидуальные отклонения, кривая которых строится в за-висимости от пола, характера, профессии и т. д.)
Даже исходя из возраста степень моей приспособляемости значительно снизилась, и я уже испытывал сильное сопротивление самой идее перемены лица. Нужно сказать, что к данному слу-чаю вполне подходила точка зрения того самого палеонтолога, считавшего, что слишком накра-шенные женщины – истерички. Поскольку, согласно психоанализу, истерия представляет собой один из видов впадения в детство.
Все это время я, конечно, не сидел сложа руки. Эксперименты над материалом для гладкого эпителия… стоило погрузиться в них, и они стали прекрасным предлогом, чтобы отдалить мою оч-ную ставку с проблемой. В общем, копились и копились горы технической работы.
Гладкий эпителий потребовал значительно больше времени, чем я предполагал. Он и в количе-ственном отношении занимает значительное место в коже, а кроме того, определяет успех или не-удачу в достижении ощущения вещественности подвижной кожи. Воспользовавшись деликатностью коллег по лаборатории, я по собственному усмотрению стал использовать оборудование и материалы, и все же эксперименты потребовали добрых три месяца. В то время меня не особенно беспокоило несколько комическое противоречие: я осуществлял план создания маски, не решив, каким будет лицо. Но нельзя до бесконечности укрываться от дождя под чужим навесом. Когда этот период окончится и работа начнет продвигаться вперед, я окажусь в тупике.
Для кератинового слоя эпидермы прекрасно подойдут акриловые смолы – это я обнаружил сра-зу же.