Часть первая
РОДНЫЕ ГНЕЗДА
I
Голубятня
Наступалиновыевремена.Разнессяслух, что крестьянам, так долго и
упорномечтавшимосвободнойжизни, о разных зауральских, закавказских и
новороссийских новых местах, хотят дать волю.
Ивотизразных мест России и из чужих краев, по-видимому без всякой
причины,сталивверхние,средниеиюжные губернии возвращаться беглые
помещичьилюди.Это было за год и несколько месяцев до издания положений о
воле.Однихпомещиковэто радовало, другие в недоумении пожимали плечами,
не понимая, откуда это взялось и что из этого будет.
Однаждывесной,вконцемая,попути в тот угол на юге за Волгой,
которыйнаселилсявдавниевремена,соднойстороны, украинскими, а с
другой-русскимивыходцами,шлакучкалюдей-два старика и шестеро
молодых.Дойдядокаменистых бугров, за которыми уже начинались прибрежья
Волги,они сделали в глухом овражке последний привал, сварили еще раз общую
кашицу, закусили и готовились разойтись в разные стороны.
-Пойдемксвоимгосподам,живыли они? - сказал семидесятилетний
седойсапожник,Гриценко, тридцать три года бывший в бродягах в Бессарабии
и в Крыму. - Удивятся господа, коли живы, ей-богу!
-Возвращаться,таквозвращаться! - прибавил другой старик, Шумейко,
восемнадцатьлетторговавшийвОдессеукакого-токупцаквасомпо
поддельному паспорту. - Шабаш, молодцы! значит пришла пора!
-Акакты,Илюшка,говоришьпромужика?- крикнул опять старый
бродяга-сапожникмолодомупарню,которыйвсюдорогуумудрился вести на
поводуневзрачного, хотя молодого, гнедого коня. - Как ты это про мужика-то
говоришь? Да брось коня! успеешь еще на него наглядеться.
ЧерноволосыйИлюшка,рослый,кудрявый,хотянесколькомешковатый
молодецлетдвадцатидвух, к которому относились эти слова, молча оправил
дорожнуюкотомкунагнедке,погладилего, еще раз оправил, вспрыгнул на
него и сказал:
-Вам,дедушка,все смех. А у меня в голове не то... Эх! горе на вас
смотреть!
- Да ты про мужика-то скажи, про мужика, Илько.
- Да что ж сказать? Реши: отчего мужик нынче дешев стал?
- Не знаю... - старик покатился со смеху.
- Оттого, что глуп! - ответил Илья.
Собеседникигромкорасхохотались,потомзамолчали,разомвсе
перекрестились,всталиотедыипошли одни направо, другие налево. "Эки
места-то,места!Вольница тут жила когда-то. И теперь еще куда ни глянешь,
дичь и глушь!"
Ильяпоехал рысцой на один из соседних, с детства знакомых ему холмов,
поросшиймелкимлесом.
Солнце село. Он привязал лошадь в кустах, взобрался
надерево, осмотрел еще раз окрестность, как будто припоминая что-то, давно
виденное и забытое, и пошел с холма лощиною.
Наутрои в последующие дни некоторые соседние и дальние помещичьи дома
исельскиеконторыбылиприятно,аможетбыть,инеприятно изумлены
возвратомнесколькихбеглых бродяг, из которых об иных в родных селах даже
исчезлавсякая память. Там явились, как с того света, тридцать лет бывший в
бродягахАнтошкаКрамар,кузнец и восемь лет пропадавший без вести повар,
МихейПунька.Явились,бывшиевдалекихпрогулках,лакеи,плотники,
столяры,кучера,ключники, кондитеры и писаря. Иных господа и свои братья,
дворовые,сталисгорячим любопытством, хоть и ласково, допрашивать: "Где
были,у кого служили, чем кормились в это время, что делали?" Но на все был
одинответ:"Гдебыли,непомним;укогослужили, не знаем; а жили и
кормились,где день, а где ночь - и сутки прочь". - "Что же вы так это вот,
содногомаху,взяли да и воротились?" - продолжали допрашивать свободных
ещевчерапташек,откоторых,таксказать,еще воздухом пахло, ручные
по-прежнему,домашниептицыразныхклетоктихогорусского юго-востока.
"Надожекогда-нибудьичестьзнать!"-лукавоотвечалиприлетные,
добровольно воротившиеся пташки.
Новизнапереставалабытьновизной.Всеначиналоидтипо-старому.
Молчаливаябарщинаоднакак бы заметно обновлялась: она насчитывала новых
постоянных рабочих.
ИльяТанцурмеждутем,привязавв лесу коня, выломал себе палку и,
спустившисьв лощину, долго шел чуть видною в сумерках тропинкою. Стало еще
темнее.Ильяначиналспотыкатьсяокочки,о хворост, положенный в виде
гатейпоболотнымперемычкамлуговойдороги.Кое-гдеонразувалсяи
бранилсяпросебязаостановки,потомучтостемнелоещеболее, а он
торопился.В воздухе было тихо и мягко. Точно теплым вином пахло. От запаха
болотных трав, березовых листьев и фиалок голова хмелела. Илья остановился.
-ВолганеВолга,богвесть, что такое белеет вправо! Ах ты, башка
моя,глупая башка! В двенадцать лет перезабыть все так, что оглянешься и не
узнаешь!
Впереди послышался отдаленный переливистый лай.
- Так и есть, наша Есауловка!
Сердцекрепко забилось в груди парня. Он удвоил шаги, пошел еще смелее
и,спустянескольковремени,почувствовал,чтоместностьвокругнего
изменилась.Впередичернелбудто лес, слева стоял точно ряд мельниц. Он с
наслаждениемрасслышалвпотьмахлюдской говор, отозвавшийся уже недалеко.
"Нет, пережду, пока люди уснут! Так-то легче будет к родителям явиться!"
Танцурещепослушал,переждал,огляделсяипошелк деревьям, при
мысли:"А!двенадцатьлетдомане был! Жив ли батюшка, жива ли матушка?
Многолиребятишек-сверстниковвживыхосталосьнаселе? И чем теперь
батюшкасостоит,врядовыхли мужиках, или при должности какой? Да и что
самоесело теперь стало, пока я по свету с ветром маялся да гулял? Ребенком
убежалотрозогнемца-приказчика;никтоне защитил меня тогда; отца все
голопятымзвали;онсам,помню,лямкутер пастухом за овцами; мать все
хвораялежала.