А эта женщина, что ни говори, - мать!
- Как?Мать?- буркнул г-н Шаль, но так тихо, будто беседовал с самим
собой.
Господин Тибо сказал:
- Пусть эта дама войдет.
Икогдагорничнаяввелапосетительницу,онвсталицеремонно
поклонился.
Госпожа де Фонтанен никак не ожидала застать здесь такое общество.Она
задержаласьвнерешительностинапороге,потомшагнулавнаправлении
Мадемуазель;та вскочила сместа и уставилась на протестантку перепуганным
взглядом;в ее глазах больше не было томности, теперь они делали ее похожей
скорее на курицу, чем на лань.
- Госпожа Тибо, если я не ошибаюсь? - пробормотала г-жа де Фонтанен.
- Нет,сударыня, - поспешно сказал Антуан. - Это - мадемуазель де Вез,
которая живет с нами вот уже четырнадцать лет,со дня смерти моей матери, и
которая нас воспитала, моего брата и меня.
Господин Тибо представил мужчин.
- Прошу извинить,что я побеспокоила вас,сударь,-сказала г-жа де
Фонтанен, смущенная устремленными на нее взглядами, но тем не менее сохраняя
непринужденность. - Я пришла узнать, не было ли с утра... Мы с вами в равной
степени переживаем горе,сударь,ияподумала,чтобылобыхорошо...
объединить наши усилия.Разве я не права?-прибавила она с приветливой и
грустной улыбкой.Но ее открытый взгляд,искавший встречи со взглядом г-на
Тибо, наткнулся на слепую маску.
Тогда онаперевела глаза наАнтуана;хотя завершение ихпредыдущего
разговора оставило после себя чуть заметный холодок, его хмурое честное лицо
притягивало ее. Да и он с первой же минуты, как она вошла в комнату, ощутил,
что между ними существует своего рода союз. Он подошел к ней.
- А наша маленькая больная, как она себя чувствует?
ГосподинТибоегопрервал.Онподергивалголовой,высвобождая
подбородок илишь этим движением выдавая,как он возбужден.Он повернулся
всем туловищем к г-же де Фонтанен и начал, подчеркивая каждое слово:
- Нужно ли говорить,сударыня,что я,как никто другой, понимаю вашу
тревогу?Как яуже заявил собравшимся здесь господам,обэтих несчастных
детях нельзя думать без душевной боли.Однако,сударыня,я утверждаю,не
колеблясь нисекунды:совместные действия вряд ли желательны.Разумеется,
действовать нужно;нужно,чтобы ихнашли;норазве нелучше вести наши
поиски раздельно?Иными словами:неследует ли нам больше всего опасаться
нескромности журналистов?Неудивляйтесь,чтояговорюсвамиязыком
человека,которыйвсилусвоегоположенияобязансоблюдатьнекоторую
осторожность вотношении прессы и общественного мнения...Разве я боюсь за
себя?Конечно,нет!Я,слава богу,вышевсей тоймелкой возни,какую
непременно поднимет враждебная партия.Ноони быхотели опорочить вмоем
лице дело,которому я служу.
И, кроме того, я думаю о своем сыне. Не обязан
ли ялюбой ценой избежать того,чтобы в этой столь щекотливой истории было
рядом снашим именем названо другое какое-то имя?Разве первейший мой долг
не состоит втом,чтобы никогда иникто впоследствии не мог бросить ему в
лицо упрека в отношениях некоторого рода -отношениях совершенно случайных,
я знаю,но характер каковых является,прошу извинить за резкость, в высшей
степени...предосудительным?-Приоткрыв насекунду веки,онзаключил,
обращаясь к аббату Векару: - Или вы иного мнения, господа?
Госпожа деФонтанен побледнела.Она смотрела тонааббатов,тона
Мадемуазель,тонаАнтуана;еевзгляд наталкивался нанемые лица.Она
воскликнула:
- О, я вижу, сударь, что... - У нее перехватило горло; сделав над собой
усилие,она продолжала:- Я вижу, что подозрения господина Кийяра... - Она
замолчала.- Этот господин Кийяр - жалкий человек, да-да, жалкий, жалкий! -
вскричала она наконец с горькой улыбкой.
Лицо г-наТибо оставалось непроницаемо;его вялая рука приподнялась в
сторону аббата Бино,словно для того, чтобы призвать его в свидетели и дать
ему слово. Аббат ринулся в бой с пылкостью шавки:
- Мыпозволим себе заметить,сударыня,что вы отвергаете прискорбные
утверждения господина Кийяра,даже незная,всущности,техобвинений,
которые нависли над вашим сыном...
Смерив аббата Бино взглядом,г-жаде Фонтанен,по-прежнему доверяясь
чутью,повернулась к аббату Векару. Выражение, с которым он смотрел на нее,
былоисполненоприятности.Застывшеелицо,удлиненное остаткамиволос,
которые топорщились вокруг лысины,выдавало возраст аббата - примерно около
пятидесяти. Тронутый немым призывом еретички, он поспешил вмешаться:
- Всемыпонимаем,сударыня,кактягостен длявасэтот разговор.
Доверие,котороевыпитаетексвоемусыну,достойновеличайшего
восхищения...Ивеличайшего уважения...-добавилаббат;унегобыла
привычка во время речи подносить указательный палец к губам.-И,однако,
сударыня, факты, увы...
- Факты,-подхватил аббат Бино уже более слащаво, точно собрат задал
ему тон, - разрешите вам сказать, сударыня, факты весьма удручающи.
- Прошу вас, сударь, - прошептала г-жа де Фонтанен, отвернувшись.
Но аббат уже не мог удержаться.
- Впрочем, вот вам улика! - вскричал он, выпустил из рук шляпу и достал
из-запоясасеруютетрадь скрасным обрезом.-Тольковзгляните сюда,
сударыня:как это нижестоко лишать вас иллюзий,номы считаем,что это
полезно, ибо раскроет вам глаза!
Онсделал двашага понаправлению кней,чтобы заставить еевзять
тетрадь. Но она поднялась.
- Янепрочтунистрочки,господа.Вторгаться всекреты ребенка,
публично,без его ведома,не давая ему возможности ничего объяснить!Я не
привыкла с ним так обращаться.