Черноглазая дамочка облюбовала яркий сурик, но
булочник еще носил траур и красный цвет вызывал у него сомнение. Он предложил блеклую желтовато-серую краску.
- Тоже выдумал! - зашипела она. - Форд должен быть отлакирован броско, иначе он ни на что не будет похож.
Когда булочник углублялся в альбом, она посылала нам заговорщические взгляды, поводила плечами, кривила рот и подмигивала. В общем, она вела
себя довольно резво. Наконец они сошлись на зеленоватом оттенке, напоминающем цвет резеды. К такому кузову дамочке нужен был светлый откидной
верх. Но тут булочник показал характер: его траур должен был как-то прорваться, и он твердо настоял на черном кожаном верхе. При этом он
оказался в выигрыше: верх мы ставили ему бесплатно, а кожа стоила дороже брезента.
Они вышли из мастерской, но задержались во дворе: едва заметив кадилляк, черноглазая пулей устремилась к нему:
- Погляди-ка, пупсик, вот так машина! Просто прелесть! Очень мне нравится!
В следующее мгновение она открыла дверцу и шмыгнула на сиденье, щурясь от восторга:
- Вот это сиденье! Колоссально! Настоящее кресло. Не то что твой форд!
- Ладно, пойдем, - недовольно пробормотал пупсик.
Ленц толкнул меня, - дескать, вперед, на врага, и попытайся навязать булочнику машину. Я смерил Готтфрида презрительным взглядом и промолчал.
Он толкнул меня сильнее. Я отвернулся.
Булочник с трудом извлек свою черную жемчужину из машины и ушел с ней, чуть сгорбившись и явно расстроенный.
Мы смотрели им вслед.
- Человек быстрых решений! - сказал я. - Машину отремонтировал, завел новую женщину... Молодец!
- Да, - заметил Кестер. - Она его еще порадует. Только они скрылись за углом, как Готтфрид напустился на меня:
- Ты что же, Робби, совсем рехнулся? Упустить такой случаи! Ведь это была задача для школьника первого класса.
- Унтер-офицер Ленц! - ответил я. - Стоять смирно, когда разговариваете со старшим! По-вашему, я сторонник двоеженства и дважды выдам машину
замуж?
Стоило видеть Готтфрида в эту великую минуту. От удивления его глаза стали большими, как тарелки.
- Не шути святыми вещами, - сказал он, заикаясь. Я даже не посмотрел на него и обратился к Кестеру:
- Отто, простись с кадилляком, с нашим детищем! Он больше не принадлежит нам. Отныне он будет сверкать во славу фабриканта кальсон! Надеюсь,
у него там будет неплохая жизнь! Правда, не такая героическая, как у нас, но зато более надежная.
Я вытащил чек. Ленц чуть не раскололся надвое. - Но ведь он не... оплачен.
Денег-то пока нет?.. - хрипло прошептал он.
- А вы лучше угадайте, желторотые птенцы, - сказал я, размахивая чеком, - сколько мы получим?
- Четыре! - крикнул Ленц с закрытыми глазами.
- Четыре пятьсот!, - сказал Кестер.
- Пять, - донесся возглас Юппа, стоявшего у бензоколонки.
- Пять пятьсот! - прогремел я.
Ленц выхватил у меня чек:
- Это невозможно! Чек наверняка останется неоплаченным!
- Господин Ленц, - сказал я с достоинством. - Этот чек столь же надежен, сколь ненадежны вы! Мой друг Блюменталь в состоянии уплатить в
двадцать раз больше. Мой друг, понимаете ли, у которого я завтра вечером буду есть фаршированную щуку. Пусть это послужит вам примером! Завязать
дружбу, получить задаток и быть приглашенным на ужин: вот что значит уметь продать! Так, а теперь вольно!
Готтфрид с трудом овладел собой. Он сделал последнюю попытку:
- А мое объявление в газете! А мой амулет!
Я сунул ему медаль:
- На, возьми свой собачий жетончик.
Он сделал последнюю попытку:
- А мое объявление в газете! А мой амулет!
Я сунул ему медаль:
- На, возьми свой собачий жетончик. Совсем забыл о нем.
- Робби, ты продал машину безупречно, - сказал Кестер. - Слава богу, что мы избавились от этой колымаги. Выручка нам очень пригодится.
- Дашь мне пятьдесят марок авансом? - спросил я.
- Сто! Заслужил!
- Может быть, заодно ты возьмешь в счет аванса в мое серое пальто? - спросил Готтфрид, прищурив глаза.
- Может быть, ты хочешь угодить в больницу, жалкий бестактный ублюдок? - спросил я его в свою очередь.
- Ребята, шабаш! На сегодня хватит! - предложил Кестер. - Достаточно заработали за один день! Нельзя испытывать бога. Возьмем «Карла» и
поедем тренироваться. Гонки на носу.
Юпп давно позабыл о своей бензопомпе. Он был взволнован и потирал руки:
- Господин Кестер, значит, пока я тут остаюсь за хозяина? - Нет, Юпп, - сказал Отто, смеясь, - поедешь с нами!
Сперва мы поехали в банк и сдали чек. Ленц не мог успокоиться, пока не убедился, что чек настоящий. А потом мы понеслись, да так, что из
выхлопа посыпались искры.
VIII
Я стоял перед своей хозяйкой.
- Пожар, что ли, случился? - спросила фрау Залевски.
- Никакого пожара, - ответил я. - Просто хочу уплатить за квартиру.
До срока оставалось еще три дня, и фрау Залевски чуть не упала от удивления.
- Здесь что-то не так, - заметила она подозрительно.
- ВсT абсолютно так, - сказал я. - Можно мне сегодня вечером взять оба парчовых кресла из вашей гостиной?
Готовая к бою, она уперла руки в толстые бTдра:
- Вот так раз! Вам больше не нравится ваша комната?
- Нравится. Но ваши парчовые кресла еще больше. Я сообщил ей, что меня, возможно, навестит кузина и что поэтому мне хотелось бы обставить
свою комнату поуютнее. Она так расхохоталась, что грудь ее заходила ходуном.
- Кузина, - повторила она презрительно. - И когда придет эта кузина?
- Еще неизвестно, придет ли она, - сказал я, - но если она придет, то, разумеется, рано... Рано вечером, к ужину. Между прочим, фрау
Залевски, почему, собственно не должно быть на свете кузин?
- Бывают, конечно, - ответила она, - но для них не одалживают кресла.
- А я вот одалживаю, - сказал я твердо, - во мне очень развиты родственные чувства.
- Как бы не так! Все вы ветрогоны. Все как один, Можете взять парчовые кресла. В гостиную поставите пока красные плюшевые.
- Благодарю. Завтра принесу всT обратно. И ковер тоже. - Ковер? - Она повернулась. - Кто здесь сказал хоть слово о ковре?
- Я. И вы тоже. Вот только сейчас.
Она возмущенно смотрела на меня.
- Без него нельзя, - сказал я. - Ведь кресла стоят па нем.
- Господин Локамп! - величественно произнесла фрау Залевски. - Не заходите слишком далеко! Умеренность во всем, как говаривал покойный
Залевски.
Следовало бы и вам усвоить это.
Я знал, что покойный Залевски, несмотря на этот девиз, однажды напился так, что умер. Его жена часто сама рассказывала мне о его смерти. Но
дело было не в этом. Она пользовалась своим мужем, как иные люди библией, - для цитирования.
И чем дольше он лежал в гробу, тем чаще она вспоминала его изречения. Теперь он годился уже на все случаи, - как и библия.
x x x
Я прибирал свою комнату и украшал ее.