Воздухдлядыханиядоходилдоменясвободночерезскважины в
искрошенномпрахеземли; однако жить долго вположениипогребенного было
труднои нехорошодля живогосолдата, поэтомуя все времяделал попытки
повернутьсяна живот и выползтина свет.Винтовки сомнойнебыло, ее,
должно быть, вышиб воздух из моих рук при контузии,-- значит, я теперь вовсе
беззащитный ибесполезныйбоец. Артиллериягудела невдалеке оттой осыпи
праха, в которой я был схоронен; я понимал по звуку, когда били наши пушки и
пушки врага, имоя будущая судьба зависелатеперь от. того, кто займет эту
разрушенную, могильную землю, в которой я лежу почти без сил. Если эту землю
займутнемцы, то мне уж не придется выйтиотсюда,мне непридетсяболее
поглядеть на белый свет и на милое русское поле.
Яприноровился, ухватилрукоюкорешоккакой-тобылинки, повернулся
телом на живот н прополз в сухой раскрошенной земле шаг или полтора, а потом
опятьлеглицомвпрах, оставшисьбезсил.Полежав немного,яопять
приподнялся,чтобыползтипомаленьку дальшена свет.Я громко вздохнул,
собирая свои силы, и в это же время услышал близкий вздох другого человека.
Япротянулруку вкомьяисорземлиинащупал пуговицу игрудь
неизвестного человека, так же погребенного в этой земле, что и я, и также,
наверно, обессилевшего. Он лежал почти рядом со мною, в полметре расстояния,
и лицо его было обращено ко мне,-- я это установил потеплым легкимволнам
его дыхания, доходившим до меня. Я спросилнеизвестногопо-русски,кто он
такой и вкакойчастислужит. Неизвестныймолчал. Тогда яповторил свой
вопроспо-немецки,и неизвестныйпо-немецкиответил мне, чтоегозовут
Рудольф Оскар Вальц, что он унтер-офицер 3-йроты автоматчиков из батальона
мотопехоты. Затем он спросил меня о том же,кто я такой и почему я здесь. Я
ответил ему,что ярусскийрядовой стрелок и что я шел в атаку на немцев,
покане упалбез памяти. РудольфОскарВальц умолк;он,видимо, что-то
соображал,затемрезкопошевелился, опробовал рукою место вокругсебяи
снова успокоился.
-- Вы свой автомат ищете? -- спросил я у немца.
-- Да,-- ответил Вальц.-- Где он?
--Незнаю, здесь темно,-- сказал я,-- и мы засыпаны землею. Пушечный
огонь снаружи стал редким и прекратился вовсе, но зато усилилась стрельба из
винтовок, автоматов и пулеметов.
Мыприслушались к бою; каждый изнас старалсяпонять, чья сила берет
перевес -- русская или немецкаяи кто из нас будет спасен, а кто уничтожен.
Нобой, судяпо выстрелам, стоял на месте и лишь ожесточалсяи гремел все
более яростно,не приближаясь к своему решению. Мынаходились, наверно,в
промежуточномпространствебоя, потомучто звукивыстрелов той идругой
стороны доходили до нас содинаковой силой,и вырывающаяся ярость немецких
автоматов погашалась точной,напряженнойработой русских пулеметов.Немец
Вальцопять заворочался в земле; он ощупывалвокруг себя руками, отыскивая
свой потерянный автомат.
Немец
Вальцопять заворочался в земле; он ощупывалвокруг себя руками, отыскивая
свой потерянный автомат.
-- Для чего вам нужно сейчас оружие? .-- спросил я у него.
-- Для войны с тобою,-- , сказал мне Вальц.-- А где твоя винтовка?
-- Фугасом вырвало из рук,-- ответил я.--Давай биться врукопашную. Мы
подвинулись один к другому,и я его схватил за плечи,а он меняза горло.
Каждый изнас хотел убить илиповредить другого, но, надышавшисьземляным
сором, стесненные навалившейсяна наспочвой,мыбыстро обессилелиот
недостатка воздуха,который былнам нужендля частого дыхания в борьбе, и
замерли в слабости. Отдышавшись,я потрогал немца --не отдалился ли он от
меня, и онменя тожетронул рукойдля проверки.Бой русскихс фашистами
продолжался вблизинас, но мысРудольфом Вальцем уже невникали в него;
каждый из нас вслушивался в дыхание другого, опасаясь, что тот тайно уползет
вдаль, в темную землю, и тогда трудно будет настигнуть его, чтобы убить.
Я старалсякак можно скорее отдохнуть,отдышаться и пережить слабость
своего тела,разбитогоударомвоздушной волны;яхотелзатемсхватить
фашиста, дышащего рядом со мной, и прерватьрукамиегожизнь,превозмочь
навсегда это странное существо, родившееся где-то далеко, но пришедшее сюда,
чтобы погубить меня. Наружная стрельба и шорох земли,оседающей вокруг нас,
мешали мнеслушать дыхание РудольфаВальца, ион могнезаметнодля меня
удалиться.Я понюхалвоздухи понял, что отВальца пахло не так,как от
русского солдата,--от его одежды пахло дезинфекцией --и какой-то чистой,
но неживой химией; шинель же русского солдата пахла обычнохлебом и обжитою
овчиной. Но иэтот немецкий запахВальца немог бы помочьмневсе время
чувствовать врага,что он здесь, если б он захотел уйти,потому что, когда
лежишь в земле, в ней пахнет еще многим, что рождается и хранится в ней,-- и
корнями ржи, и тлением отживших трав, и сопревшими семенами, зачавшими новые
былинки,-- и поэтому химический мертвыйзапах немецкого солдата растворялся
в общем густом дыхании живущей земли.
Тогда я стал разговаривать с немцем, чтобы слышать его.
-- Ты зачем сюда пришел? -- спросил я у Рудольфа Вальца.-- Зачем лежишь
в нашей земле?
-- Теперьэто наша земля.Мы, немцы, организуем здесь вечное счастье,
довольство,порядок,пищуи теплодлягерманскогонарода, с отчетливой
точностью и скоростью ответил Вальц.
-- А мы где будем? -- спросил я.Вальц сейчас же ответил мне:
--Русскийнародбудетубит,--убежденносказалон.-- Акто
останется, того мы прогоним в Сибирь, в снега и в лед, а кто смирный будет и
признает в Гитлере божьего сына, тот пусть работает на нас всю жизнь и молит
себе прощение на могилах германских солдат, пока не умрет, а после смерти мы
утилизируем его труп в промышленности и простим его, потому чтобольшеего
не будет.
Все это было мне приблизительно известно, в желаниях своих фашисты были
отважны,но вбоюихтелопокрывалосьгусинойкожей,и,умирая, они
припадали устами клужам, утоляясердце, засыхающее от страха.