У Победоносцева, — говорит, — великие дела впереди, так ты лучше вообще его фамилию забудь, не позорь его имя…»
— Вот сука, — пробормотала Лада. — Не реви, Марья!
Маша судорожно всхлипывала, не в силах остановиться.
— Да к-как же мне н-не реветь, если к-кругом такое дерьмо!.. И Ваня пропал на Кавказе…
Даже в нынешнем бредовом состоянии, когда мозг, оглушенный алкоголем и снотворными, которые она приняла под давлением ночевавшей у нее Лады, не в состоянии был ничего воспринять, Александра не могла пропустить мимо ушей Машин истерический всхлип.
Она уже знала, что Вешнепольский и Серега Быстров, всегдашний оператор Ивана, попали в засаду в горах и были увезены в неизвестном направлении. Об этом с утра до ночи твердили в «Новостях», которые Александра смотрела теперь только по телевизору. Выдвигались версии, предлагались деньги за информацию, похитителей призывали освободить заложников, горы прочесывал спецназ, ситуацию контролировал президент… В общем, все, как всегда.
Или почти как всегда. Невозможно было представить, чтобы на Ивана Вешнепольского, знаменитого и всеми любимого, кто-то осмелился вот так запросто напасть.
Но при чем тут Машка, лучшая подруга и провизорша из аптеки в Воротниковском переулке?
— Ты чего, Мань? — спросила Александра со своим обычным тактом, еще обострившимся от трехчасовых возлияний. — При чем тут Вешнепольский? Ты же его знать не знаешь! Это я рыдать должна, потому что он мой друг, а не твой…
— Как же я его не знаю, когда я его люблю!.. — икая, возразила Маша.
— Кого? — спросила Александра.
— Его. — И Маша опять залилась слезами.
— Чего это она, а? — Лада подошла поближе, достала платок из кармана джинсов и бесцеремонно вытерла Машину физиономию. — Тронулась с горя?
— Кого любишь? — спросила Александра. — Победоносцева?
— Пошел в ж… твой Победоносцев! — взвилась Маша. — Если хочешь знать, я его всегда терпеть не могла! Поду-умаешь, великий журналист, покоритель московских девиц! Хреноносцев он, а не Победоносцев!
— А тогда кого? — спросила Лада, до которой с некоторым опозданием стало доходить, о чем говорят подруги.
— Что — кого?
— Кого ты любишь-то, идиотка? Мы сегодня все одинаково любим Победоносцева Андрея…
— Ва-а-аню-у-у, — почти завыла Маша. — Я без него жить не могу…
— Да где ты его взяла-то? — почему-то рассердившись, спросила Александра. — А? По телевизору видела?
— Он в аптеку приходил… — с трудом выговорила Маша, — ас-аспирин покупал…
— О, господи Иисусе, — пробормотала Александра.
Очевидно, алкоголь был ни при чем.
— Значит, он к тебе на свидание позавчера ехал, когда все это… стряслось? — подозрительно спросила она.
Маша горестно кивнула.
— Злой был, как нильский крокодил. Даже не поговорили толком. Это он из-за тебя переживал, Сашка… А теперь он пропал, пропал… И я его, наверно, больше не увижу…
— Заткнись, дура! — неожиданно вспылила Александра. — Он жив и здоров, конечно! Если бы его хотели убить, убили бы на месте! Подержат и отпустят, особенно если выкуп наши заплатят.
— Так ты из-за Вешнепольского ревешь? — удивилась Лада. — Он у тебя аспирин покупал?
— Он, — сказала Маша и улыбнулась, утирая кулаком слезы. — И алкозельцер.
— И алкозельцер. Он говорит — дайте что-нибудь от головы. А я ему — хотите цианистого калия?
— А он? — тупо спросила Александра.
— А он говорит — нет, мне пока что-нибудь полегче… За калием я попозже приду…
Лада подошла к дивану, на котором они рыдали, и посмотрела по очереди на обеих подруг.
— Что? — спросила она.
И тут они захохотали. Все втроем. Они хохотали так, что снизу стали стучать по батарее полоумные соседки, которых раздражал даже звук отодвинутого стула. Они корчились от смеха и катались по дивану. Они утирали слезы и кашляли, не в силах остановиться. Они взглядывали друг на друга, опухших от слез и горя, и хохотали еще громче.
Назло врагам.
Назло соседкам, полевым командирам и Вике Терехиной.
Ничтожество Победоносцев в качестве врага Даже не рассматривался.
Отсмеявшись, они некоторое время молча полежали на диване.
— Пойду кофе сварю, — сказала Александра будничным голосом. — Сходи, Мань, за мороженым, как самая трезвая. Или за тортом. Только у меня денег нет.
— Зато у меня тьма, — таким же будничным голосом отозвалась Лада. — Я тебе сейчас дам…
— Нужно привыкать, — сказала Маша, когда они пили кофе, очень горячий и очень крепкий, — Александра умела заваривать кофе. — Как-то нужно взять себя в руки, Сашка. И тебе, и мне, и Ладе. Вика небось уже пронюхала, что она у тебя живет. Следующим номером ее уволит…
— Меня не уволит, — заявила Лада с полной категоричностью. — Меня невозможно уволить.
— Почему же? — язвительно спросила Маша.
— По кочану же, — тем же тоном ответила Лада и тряхнула своим необыкновенным бюстом. — Меня Васятка завсегда прикроет.
Васяткой звали ее нового, недавно приобретенного любовника из самых «верхов». Очевидно, с Васяткой не могла справиться даже всесильная Вика.
— Что с работой-то будем делать? — спросила Маша. — Куда бросимся? А, Сань?
— Шут его знает, — равнодушно ответила Александра. Денег у нее не было вовсе. Два последних дня ее кормила Лада.
— Можно, конечно, попытаться и на телевидение, но когда поспокойнее станет, не сейчас. Правильно я говорю, Ладка?
— Ну, Вешнепольский, наверное, и сейчас бы взял, но его нету, Вешнепольского… Так что надо где-то на стороне искать…
— На какой? — осведомилась Александра устало.
— Что — на какой?
— На какой стороне искать, я спрашиваю? Я умею только кино снимать и тексты к нему писать. Могу еще фартуки шить. А больше ничего…
— Хочешь, я поговорю с тетей Лидой? Машина тетка заведовала аптекой, в которой она работала.
— Мань, я ничего не умею. Даже бутылки мыть. Разве такого работника кто-нибудь возьмет — будь это даже твоя тетя? И отстань от меня, мне нужно как следует оплакать мое телевизионное прошлое… — Внезапно голос у нее дрогнул и сорвался. Слеза капнула в чашку. Девчонки отвернулись.
— Мне нужно научиться жить без него, — продолжала Александра. — Это же наркотик, Мань, спроси хоть у нашей гетеры. Я каждый день слышала себя по телевизору. Я брала интервью у министров и вице-премьеров или вон у Ладкиного Васятки. Мне трудно… привыкнуть к мысли, что больше ничего этого в моей жизни не будет. Никогда. Никогда…
— Да пошла ты!.. — Лада вскочила и в волнении плеснула себе еще кофе. — Все забудется. Ты же знаешь, что такое наша среда. Все возникает из ничего и уходит в никуда.