Он натягивает на руки девушки пакеты, чтобы сохранить в неприкосновенности любые следы, если они там есть. Если была борьба, это часто можно определить по рукам жертвы. Может, даже пару волосков найти. Хотя вряд ли — руки у Кристен чистые, ногти ухоженные, разве что светлый лак немного облез. Когда тело привезут в лабораторию, судмедэксперт возьмет пробы из-под ногтей, потом острижет их и сложит в отдельный пакетик.
Лайонс переворачивает девушку на бок, осматривает шею и руки сзади, особенно внимательно вглядываясь в то место, где остался синяк, охватывающий руку практически по кругу. Это единственное свидетельство борьбы. Это, да еще синяки на правой пятке.
— Она могла лягнуть стену в душе, — говорит Лайонс, вытаскивая из кармана ректальный термометр, чтобы измерить температуру тела и попытаться определить время смерти. Он стаскивает с девушки голубые тренировочные штаны.
Мэдден останавливает его:
— Погоди, давай сначала убедимся, что следов насилия нет. Время смерти мы и так примерно знаем.
Лайонс кивает.
— А они могут быть?
— Да не, это я так, перестраховываюсь. Смущает меня кое-что.
Мэдден задумчиво поворачивается к окну и смотрит на улицу. К дому подъехала еще одна полицейская машина. На тротуаре собираются зеваки. Пасторини старается их отогнать, чтобы не расстраивать родителей, а главное, чтобы следы не затоптали. И у него это даже получается. Народ отступает. Пасторини велел патрульным воздержаться от переговоров по радио. Необходимый минимум экспертов он сам вызвал по мобильному. Если бы тут произошло убийство, Пасторини пригнал бы четырех специалистов по особо тяжким, да еще тех, кто обычно занимается наркотиками и организованной преступностью, но умеет работать и с убийствами. Может, даже начальник отдела по борьбе с наркотиками приехал бы за компанию. Но здесь совсем другое дело. Им нужно по возможности избежать огласки, так что чем меньше людей шатается вокруг дома, тем лучше. Еще повезло, что Старые Дубы — закрытый поселок. Чужих сюда не пускают.
— Ну что, кто там приехал? Есть начальство? — спрашивает Лайонс, не отрываясь от записей в блокноте.
— Нету. «Скорая» будет минут через пятнадцать.
Винсент Ли выходит из ванной. Росту он совсем небольшого, метр шестьдесят, пострижен под ноль, в левом ухе сережка с бриллиантом. Они с Мэдденом ходили в одну школу, только в разное время. «На краю леса» она называется. А они ее звали «На краю света». Это в семидесятые. Ли сейчас около тридцати, значит, он учился там лет на двадцать пять позже Мэддена.
— Привет, Хэнк! В ванной я закончил. Вы как? Можно мне уже приступать?
Мэдден кивает:
— Давай! У нас тут пара синяков обнаружилась. И раз уж тело переместили, давай сделаем несколько снимков, где ремень и линия на шее рядом. Я хочу убедиться, что все совпадает. Да, слушай. Не забудь отдать мне парочку полароидных снимков этих синяков. Как можно более крупно, ладно?
— Подождите, мне тоже надо сфотографировать ее, — говорит Лайонс и достает фотоаппарат.
Все-таки цифровые камеры очень облегчают жизнь. Снимай что хочешь и сколько хочешь. Каждый уголок места преступления можно запечатлеть. И у всех теперь есть приличные фотоаппараты, даже у Мэддена «Кэнон» в машине валяется, так, на всякий случай.
Ли заканчивает съемку тела и переходит к мебели в комнате. Особенно Мэддена интересует стол, на котором слева от компьютера лежит бумажка со стихотворением и девушкин мобильный. В принципе, комната вполне типичная для девочки-подростка из пригорода. Вот только общее впечатление создается чуть более взрослое. Может, это оттого, что на стене висит большой, почти в человеческий рост, французский плакат с портретом Рене Зельвегер в черных сапогах и мини-юбке. Рене здесь в роли Бриджит Джонс.
Рене здесь в роли Бриджит Джонс. По-французски фильм называется «Le Journal de Bridget Jones». Слева — колонка из дневника Бриджит, список из семи зароков на новый год. Последний: «J’arrête de faire de listes» — «Не составлять никаких списков». Это Винсент Ли так перевел Мэддену. Винсент в школе четыре года французский учил.
Нет, конечно, девчачьих финтифлюшек тоже хватает — несколько кукол и мягких игрушек на полке, огромное плюшевое чудовище из «Корпорации монстров» в углу, несколько самодельных коллажей с фотографиями друзей, покрывало в цветочек, сиреневая подушечка под цвет чудовища. Чистенько, опрятно. На полках три ряда книжек и диски, похоже расставленные в алфавитном порядке. На столе почти ничего нет, только «мак» с плоским экраном, айпод, принтер, DVD-плеер, несколько дисков аккуратной стопкой и фотографии в рамочках.
— Жалко-то как! — Ли закончил фотографировать и теперь разглядывает один из коллажей. — Симпатичная девчонка, и снимала неплохо.
Мэдден недовольно оглядывается. Ему всегда не по себе, когда при нем обсуждают внешность погибшего, а уж если тело в комнате лежит, то и подавно.
— Что? — спрашивает Ли. — Я что-то не так сказал? — Он поворачивается к Лайонсу, который как раз убирает в сумку камеру: — Грег, ну скажи, я прав?
— Прав, прав, — отвечает Лайонс.
Прав, конечно. Мэдден печенкой чувствует, что девочка хоть и симпатичная, но не оторва. Никого она не соблазняла. Он немало повидал пигалиц лет по тринадцать или, может, пятнадцать, которые усядутся напротив тебя и ухмыляются призывно. Знают, что мальчишки от них голову теряют, так нет, им подавай взрослых мужиков. В каком-то смысле они и не дети вовсе. Но только отчасти. Кристен Кройтер, судя по фотографиям на столе и стенах, совсем не такая. Была. Была совсем не такая.
— Знаешь, что я скажу, — Лайонс подходит поближе к Мэддену, — не из тех она, которые руки на себя накладывают.
Мэдден берет со стола мобильный. Теперь можно, Ли уже все заснял.
— Так всегда кажется, — отвечает он Лайонсу, одновременно пытаясь разобраться в телефоне. Ага, вот список звонков.
— Девчонки обычно травятся или вены вскрывают. Ну не вешаются они. Странно это.
— Я слышал, одна таки повесилась. В Долине. Только она чуть постарше была, лет девятнадцать, наверное, — говорит Ли, навинчивая на фотоаппарат новый объектив.
— Может, это мода такая… — отвечает Лайонс. — Она записку оставила?
Мэдден никак не оторвется от экрана телефона. Похоже, Кристен несколько раз кому-то звонила сегодня днем. Семь звонков, но только два номера. Значит, скорее всего, не дозвонилась.
— Оставила. Стихи какие-то, — задумчиво отвечает он, переписывая номера и число звонков в блокнот и стараясь не сбиться. — Называются «Хорал семнадцатилетней».
— «Хоралы», — поправляет его Лайонс, заглядывая в бумажку. — Это не стихи. Это текст песни.
Мэдден оборачивается к судмедэксперту.
— Ты что, знаешь ее?
— Да. Был пару лет назад такой хит. Канадской группы, «Broken Social Scene» называется.
— Да, классная группа, — подтверждает Ли.
— «Теперь ее нет. Навела марафет и назад не придет, — читает вслух Лайонс. — Запри машину, забудь про мобилу, лежи в тишине, вспоминай обо мне». Он делает паузу и читает написанное ниже от руки: «Я не буду жертвой. Я так не могу. Простите меня. Не сердитесь, просто надо было слушать. Почему никто из вас меня не слушал?»
— Ну и как? Тебе это о чем-нибудь говорит? — спрашивает Мэдден.