35
Десять минут спустя мы стояли на морозце, разглядывая великолепный собор. Когда мы вышли на улицу, Оукли связался со снайперами по рации и приказал им взять на прицел бесценные окна капеллы Девы Марии.
В сером свете дня сводчатый вход и окна на втором этаже погрузились в тень. Фасад собора напоминал огромное лицо: широко раскрытые темные глаза и большой рот, разверстый в гневном крике.
Я резко остановился и чуть не схватился за «глок», когда зазвонили колокола. Сначала мне показалось, что это очередные шуточки похитителей, но потом я посмотрел на часы. Был ровно полдень.
Колокола, видимо, были подключены к таймеру. Сейчас они играли «Ангелус», созывая суетливых манхэттенских грешников на молитву, какую — я не помнил. Но даже если этому призыву никто не внял, по крайней мере звон на время заглушил гомон полицейских, журналистов и зевак.
Долгие громкие ноты тревожно носились в воздухе, отражаясь от металла, камня и стекла окружавших собор небоскребов.
Я окинул взглядом толпу, и тут мне в голову пришла идея.
Смотритель Нарди не успел далеко уйти — он разговаривал с какой-то девушкой у баррикады на Пятидесятой. Я подбежал к нему и вмешался в разговор:
— Мистер Нарди, где находятся колокола?
Прежде чем ответить, он пристально изучил меня и состроил кислую мину:
— В северном шпиле.
Я оглядел высоченный резной каменный конус. Где-то в тридцати метрах над землей я заметил на его поверхности какие-то зеленые дощечки — может быть, это медные ставни?
— К колоколам можно подобраться изнутри? — снова спросил я Нарди. Тот кивнул:
— Наверх ведет старая деревянная лестница, она осталась еще с тех времен, когда в колокола звонили вручную.
Затея была рискованная, но если бы мы могли как-то забраться туда и втихаря открыть ставни, то у нас появился бы проход внутрь.
— А северный шпиль просматривается изнутри церкви?
— Зачем вам это? — вмешалась женщина, с которой до этого разговаривал Нарди. — Вы его тоже хотите взорвать, детектив?..
36
Только теперь я заметил пропуск журналиста «Нью-Йорк таймс» у нее на лацкане. Вот тебе и профессиональная наблюдательность.
— Беннетт, — сказал я.
— Ах да, Беннетт. Вы из Манхэттенского северного, да? Наслышана. Как поживает Уилл Мэтьюс?
Как и большинство копов, я не ведусь на лозунг «Люди имеют право знать», которым так любят размахивать газетчики. Может, и повелся бы, если бы на их так называемой журналистской чести не болтался ценник. Насколько я помню, газеты на улицах продают, а не раздают.
Я угостил молодую репортершу своим фирменным коповским злобным взглядом. Наверняка получилось так же свирепо, как у самого Мэтьюса, но эта пиранья даже не моргнула.
— Почему бы вам самой его не спросить? — наконец ответил я.
— Я бы с удовольствием, но у него стоит определитель номера. Так что там за дела, детектив? Никто не в курсе, что ли? — Ее культурная речь внезапно съехала на общий нью-йоркский говорок. — Или все типа играют в молчанку?
— Выберите любой ответ на свой вкус, — бросил я, собираясь уходить.
— Хм-м… Раз уж мы заговорили о выборе — не знаю, понравится ли моему редактору заголовок типа «ПОЛИЦЕЙСКИЕ САМИ ПРОПУСТИЛИ ЗАХВАТЧИКОВ В СОБОР»? Или он выберет «ПОЛИЦИЯ РАЗРУШИТ СОБОР, КОТОРЫЙ НЕ СМОГЛА ЗАЩИТИТЬ»? — показала когти репортерша. — Кажется, звучит броско. Что скажете, детектив Беннетт? Или, по-вашему, слишком похоже на «Нью-Йорк пост»?
Я поморщился, вспомнив слова Уилла Мэтьюса.
Вряд ли ему понравится, если благодаря мне департамент еще и пропесочат в прессе.
— Послушайте, мисс Калвин, — снова обернулся я, — давайте не будем начинать знакомство со скандала. Я скажу пару слов, но строго конфиденциально. Договорились?
Она быстро кивнула.
— На данный момент мы, строго говоря, знаем не больше вашего. Похитители вышли с нами на связь, но пока не огласили требования. Когда нам станет известно больше и я получу разрешение, то поделюсь с вами всей доступной информацией, хорошо? Но пока что у нас кризисная ситуация. Если у психов в соборе есть радио или телевизор и они узнают, что мы собираемся делать, погибнут люди. Очень важные для страны люди.
Обернувшись, я увидел, что Нед Мэйсон бешено машет мне из дверей штаба.
— Мы должны объединиться против них, — крикнул я через плечо, переходя на бег.
37
Едва я вошел в штаб, Мэйсон сунул мне в руки звонящий мобильник.
— Майк, — сказал я.
— Майк. Привет, дружок, — отозвался Джек. — Чего трубку не берешь? Неужели заснул? Если бы я не знал, какой ты душевный парняга, то подумал бы, что ты решил подстроить мне какую-нибудь бяку.
— Спасибо, что отпустили президента, — сказал я искренне.
— Ой, да не стоит. Это меньшее, что я мог сделать. Да, кстати, зачем звоню-то: я тут набросал список требований и подумал — может, кинуть их тебе на электронку? Ты не против? По правде сказать, я больше люблю старую добрую почту, но ты же знаешь, какой зоопарк творится в отделениях по праздникам.
Его обыденный тон начал действовать мне на нервы. Когда я проходил тренинги по переговорам, меня учили успокаивать опасных людей, которые шагнули за черту, съехали с катушек и нервничают.
Но этот Джек был просто наглым, заносчивым… убийцей?
При всем уважении к правам животных на свободную любовь на полицейском жаргоне таких преступников — людей, в которых осталось мало человеческого, — называют выродками. Тогда, говоря с Джеком по телефону, я мысленно напомнил себе, кто он такой на самом деле. Умный, может быть, даже гениальный, но все-таки выродок.
Я немного выпустил пар, представив себе, как надеваю на него наручники и тащу за шкирку на виду у людей, которых он терроризировал. Я знал, что так и случится. «Рано или поздно», — подумал я, принимая листок с адресом у связиста.
— Хорошо, Джек, диктую.
— О'кей, — ответил Джек, записав электронный адрес управления. — Ждите привета через минуту-другую. Я дам вам обмозговать информацию, а потом перезвоню, идет?
— Идет.
— Ах да, Майк!
— Что такое?
— Я очень рад, что вы нам помогаете. Мы все рады. Если все и дальше пойдет так же гладко, у нас и правда будет веселое, святое Рождество.
И Джек повесил трубку.
38
— Есть! — закричал молоденький полицейский с голосом мальчика-хориста. — Мы получили требования!
Я бросился к ноутбуку у задней стенки штаба и пораженно уставился в монитор. Я ожидал увидеть сумму выкупа, но письмо было скорее похоже на длинный, обстоятельный рекламный проспект.
Слева был список имен тридцати трех заложников. У каждого имени была проставлена сумма выкупа — от двух до четырех миллионов — и список телефонов контактных лиц: адвокатов, агентов, менеджеров, членов семьи…
В конце списка Джек написал номер банковского счета и подробные, очень четкие инструкции о том, как перевести деньги через Интернет.
Я не мог поверить в этот цирк. Вместо того чтобы вести переговоры с нами, похитители обратились прямо к источнику денег — богатым заложникам.