Вернулся он, конечно, не полностью, но и это казалось чудом: он вернулся в мир, каким тот был раньше и вместе с тем другим, полным новых звуков и новых красок.
Долгие месяцы мальчик вновь учился воспринимать этот мир, доверять своим органам чувств. И долго еще он просыпался по ночам, в страхе от раскалывающего голову звона и грохота.
Время от времени у него в ушах слегка звенело, из за чего, например, Стив был не в состоянии посещать с одноклассниками рок концерты. Слабая тугоухость осталась, но он ее едва замечал.
Однако он, конечно, ничего не забыл: ни охватывавшую его панику, ни бетономешалку в голове. А еще страх темноты и одиночества остался навсегда.
Но кто же не боится одиночества? Горького, безысходного одиночества?
Теперь у Стивена появился новый источник страха, бороться с которым оказалась куда труднее. Этим источником был Куэйд. Однажды, в пьяном недоумении, Стив разоткровенничался перед Куэйдом, поведав ему о детстве, о глухоте и о ночных кошмарах.
А значит, эта его слабость – первопричина его страха – была известна Куэйду и, при случае, могла бы ему послужить отличным оружием против Стивена. Возможно, именно поэтому Стив решил воздержаться от разговора с Черил (быть может, предостеречь ее), и уж конечно по этой причине он старался избегать Куэйда.
Теперь у Стива не было сомнений относительно злобной сущности Куэйда, запрятанной настолько глубоко, что распознать ее было непросто.
Стив распознал. Наверно, за четыре месяца глухоты у него выработалась привычка внимательно наблюдать за людьми, подмечал каждый взгляд, усмешку, необычное выражение лица, каждый мимолетный жест. По тысяче подобных признаков он раскусил Куэйда, почти проникнув через лабиринт его души к самому сокровенному.
* * *
Следующий этап проникновения в тайный мир Куэйда наступил лишь без малого три с половиной месяца спустя, когда начались летние каникулы, и студенты разъехались кто куда. Как обычно, Стив решил поработать в отцовской типографии. Рабочий день был долгим, труд изнуряющим физически, но после утомительной учебы Стив в типографии по настоящему отдыхал душой и, в первую очередь, головой.
Чувствовал он себя прекрасно, практически позабыв о Куэйде.
Вернулся Стив в университет в конце сентября, когда до начала занятий на большинстве факультетов оставалась неделя, студентов было еще мало, и в кампусе царила обычная для этого времени атмосфера легкой меланхолии.
Стив заглянул в библиотеку отложить для себя несколько нужных книг, пока другие школяры не наложили на них лапы. Такая возможность была лишь в самом начале учебного года, сразу после библиотечной инвентаризации, когда еще все мало мальски стоящие книги не успели растащить. Для Стивена тот год был выпускным, и он задался целью подготовиться к нему как следует. Неожиданно он услыхал знакомый голос:
– Ранняя пташка...
Стив оглянулся, встретившись с колючим взглядом Куэйда.
– Ты, Стивен, меня потряс.
– Чем же?
– Энтузиазмом, – улыбнулся Куэйд. – Что ищешь?
– Что нибудь из Бентама.
– У меня есть его «Основы морали и права». Сгодится?
Это была явная ловушка: отказаться Стивен просто напросто не мог, а принять предложение... Хотя, какого дьявола? Он предлагает такую нужную Стиву книгу безо всякой задней мысли...
– Раздумываешь? – Улыбка стала шире. – Ну, подумай подумай. Экземпляр, если я не ошибаюсь, библиотечный, так что почему бы тебе его и не взять?
– Хорошо, спасибо тебе.
– Как провел каникулы?
– Благодарю, прекрасно. А ты?
– Я то? Чрезвычайно плодотворно.
Улыбка медленно погасла под его взглядом.
– Усы отпустил? – только теперь заметил Стивен.
Жидкие, клочковатые, грязно русые усы совершенно ему не шли и казались приклеенными.
Из за них Куэйд, судя по всему, и сам испытывал неловкость.
– Это из за Черил, да?
Теперь Куэйд уже явно смутился.
– Да понимаешь...
– Похоже, каникулы у тебя выдались и в самом деле неплохими.
Неловкость сменилась чем то другим.
– У меня есть несколько великолепных фотографий, – сказал Куэйд. – Хочешь, покажу?
– А на какую тему?
– На тему каникул...
Жуткая догадка озарила Стива: неужели Черил Фромм стала миссис Куэйд?!
– От некоторых снимков, Стивен, просто обалдеешь.
Да что же, черт возьми, за фотографии такие? Порнуха с Черил, что ли, или он ее подкараулил за чтением Канта?
– Не знал, что ты увлекаешься фотографией.
– Теперь это моя страсть.
При слове «страсть» Куэйд так и засиял. Улыбка его стала какой то плотоядной.
– И не вздумай отказываться, – сказал он. – Давай ка, заходи ко мне, посмотришь.
– Видишь ли...
– Сегодня вечером, о'кей? Заодно и Бентама прихватишь.
– Что ж, спасибо.
– У меня теперь свой дом, понял? На Пилгрим стрит, тридцать шесть, это от роддома сразу за углом. Где то после девяти годится?
– Вполне. Еще раз спасибо. Значит, Пилгрим стрит?
Куэйд кивнул.
– А мне казалось, что на Пилгрим стрит жилых домов вообще нет...
– Дом номер тридцать шесть, запомнишь?
Пилгрим стрит давным давно пришла в упадок: большинство расположенных здесь домов превратились в руины, а остальные подлежали сносу. Те, что уже начали сносить, напоминали пациента под ножом хирурга: их внутренности противоестественно зияли, со стен клочьями свисали розовые или светло зеленые обои, камины будто повисли на дымоходных трубах, лестницы вели в никуда.
Дом номер тридцать шесть был пока цел, в отличие от двух своих соседей: их не только снесли, но и сровняли остатки с землей при помощи бульдозера, оставив толстый слой кирпичной пыли, сквозь который пыталась прорасти сорная трава.
Территорию вокруг тридцать шестого дома патрулировала грязно белая псина на трех ногах, одну из которых псина то и дело поднимала, чтобы оставить знак того, что это место – ее собственность.
Дворцом дом Куэйда назвать было трудно, и все же он выгодно контрастировал на столь безрадостном фоне.
Стив захватил бутылку скверного красного вина, которую они выпили, после чего покурили немного «травки», и Куэйд как то быстро и сильно опьянел. Таким Стиву до сих пор не доводилось его видеть: вместо своих извечных рассуждений о страхе он то и дело беспричинно хохотал и даже рассказал пару скабрезных анекдотов. Обстановка у него была более чем спартанской: никаких там картинок на стенах, да и вообще никаких украшений, книги – сотни, книг – валялись на полу в полнейшем беспорядке, на кухне и в ванной имелось лишь самое необходимое, в общем, жилище Куэйда чем то напоминало монастырскую келью.
Через пару часов столь легкомысленного времяпрепровождения любопытство Стива взяло верх.
– Ну, и где же твои знаменитые снимки? – осведомился он. Язык у него немного заплетался, но Стиву было наплевать.
– Ах, да, – проговорил Куэйд, – мой эксперимент...
– Какой такой эксперимент?
– Откровенно говоря, Стив, я уже засомневался, стоит ли эти фотографии тебе показывать.
– А почему бы и нет?
– Послушай, Стивен, я серьезно.
– А я не в состоянии воспринимать серьезные вещи, так? Ты это хочешь сказать?
Стив в глубине души чувствовал, что, настаивая, совершает ошибку, но остановиться он уже не мог.
– Я и не говорю, что ты не в состоянии воспринимать, – возразил ему Куэйд.
– Да что там у тебя на этих фотографиях?!
– Ты помнишь Черил?
Помнил ли Стив Черил? Еще бы!
– Она в этом году в университет не вернется, – огорошил его Куэйд.