Откуда он узнал, как я выглядела в семнадцать лет?
Я нажала кнопку, дверь широко распахнулась, и я оказалась лицом к лицу с собой. Глаза в глаза. Нет, она не была моей точной копией. Она была воплощением моего прошлого, и только. Моего прошлого, которое никогда не кончится.
— Эй! — повторила она со странной смесью замешательства и возмущения. — Это что, называется вечеринкой? — и скорчила рожицу, передразнивая меня. Неужели я действительно так выгляжу? Отступив на шаг, девица громко и капризно бросила в темноту: — Дже-ейси!
Должно быть, они шли пешком от шоссе, потому что машины, которая перегородила бы подножие крыльца, не было. Но когда Джейс вырос из-за резных перил, он перегородил его собой. Он опять был во всем черном, но уже в другой одежде, темных очков не было, только глаза блестели, как черное стекло.
— Ба! — сказал он. — Да это же моя подружка Джезабель!
Я стояла в дверях. Силовое поле было включено, Джейс видел его слабое мерцание и понимал, что дальше ему не пройти.
— Она расположена принимать гостей? — осведомился он.
— Вроде нет, — заявила девица.
— А как же мой аванс? — возмутился он. — Джезабелла, я-то думал, что застану тебя смакующей мое вино, нюхающей мои розы и благоухающей, как бутылка за шестьдесят кредов. И смотри, — он продемонстрировал мне толстую пачку банкнот, какие теперь редко увидишь в наш век чеков и электронных карт. — Вот тебе следующий взнос. Потом будет еще. Или с тех пор, как тут побывал мой братец, цены подскочили?
Я не стала отвечать. До девицы неожиданно дошло, что ей подсунули конфету с горькой начинкой.
— Дже-ейси! Ты говорил, что тут будет вечери-инка!
— Заткнись, — дружески сказал он ей. — Если только не хочешь напомнить этой леди, почем нынче шлюхи в Озере Молота.
— Дже-ейси…
— Боишься, что она кому-нибудь позвонит? Например, патрульным? Не позвонит. Только не старушка Джезабелла. Мне о ней младший братец рассказывал. Та еще штучка. Делает это, как никто другой.
— Никто не может делать это, как никто другой! — с неожиданным апломбом заявила ему проститутка.
Джейс протянул руку — невзначай, будто хотел коснуться меня, и силовое поле зашипело, готовясь противостоять ему. Он улыбнулся мне столь же любезно, как в прошлый раз, потом наклонился и подхватил ящик с вином — легко, как если бы тот весил раза в четыре меньше, чем на самом деле. Кивнул девице:
— Остальное — твое.
— Ой, — расплылась та в улыбке, на ее лице появился детский восторг. — Мишку тоже можно взять?
— Конечно, — сказал Джейс.
Она была довольна — ведь она хорошо поработала и добилась своего. Теперь у нее есть розы и плюшевый медведь.
Она казалась юной и очень счастливой. Про меня она забыла.
Как ни в чем не бывало, они ушли в ночь. Джейс насвистывал мотив религиозного гимна про реки Вавилона, но в таком ритме, в каком его никто, находящийся в здравом уме, никогда не станет играть в церкви.
Примерно в двух третях пути до шоссе раздалось рычание двигателя. Наверное, машина Джейса.
Несколько опавших зеленых лепестков взметнулось над крыльцом.
Солнце превратилось в огромный розовый опал, и золотые лучи, острые, как бритвы, пронзили шторы. Я лежала в постели и слушала, как солнечный дождь заливает мой дом, как потрескивают стыки, отслаивается краска, меняются запахи. Сверхъестественный покой охватил меня, поскольку беспокоиться не было смысла. Того, что хранилось про запас в холодильнике, хватит, чтобы продержаться еще два-три дня. И еще у меня есть гранулы гашиша, табак, фруктовый сок, очищенный воздух и музыка.
И еще у меня есть гранулы гашиша, табак, фруктовый сок, очищенный воздух и музыка. Мне не нужно выходить. Ни к чему открывать дверь. Я могу просто лежать, пользоваться отведенным мне временем, приводить мысли в порядок. А когда я буду готова, то приглашу его в дом. С удовольствием.
Что-то сухо щелкнуло об оконное стекло. Мне вспомнилось Восточное. Там мальчишки частенько бросали камешки в мое окно, чтобы разбудить.
— О, мисс Квоур! — его голос казался мне уже более знакомым, чем даже голос матери, который время размыло в моей памяти. — О, мисс Квоур, у вас такая стильная резиденция!
Что-то со звоном разбилось. Бьющееся стекло? Бутылка из того ящика? Если Джейс и пребывал этой ночью поблизости, то я его не слышала.
— Да, мисс Квир, должен сказать, что у вас весьма завидное хозяйство!
Я приподнялась на постели, потом снова откинулась на подушки. Надо же, я чуть было не отправилась вниз, посмотреть. Глупо.
Когда он подал голос в следующий раз, я поняла, что Джейс не спеша обходит дом. Но шагов я не слышала. Он, как и я, умел ходить мягко и бесшумно. Как и положено охотнику.
Потом, судя по звуку, он ударил обо что-то камнем. Теперь он был уже с другой стороны дома, там, где росло дерево. Я понятия не имела, обо что там можно долбить, но он уже снова был под моим окном.
— Ого, да тут такие прелестные антикварные диковины!
И тут я поняла, обо что он ударил. Я медленно села и затаила дыхание.
— Черт, мисс Квэк, у вас есть даже печка для мусора!
Тогда я познала, что значит окаменеть. Руки и ноги налились тяжестью, так что ими стало невозможно шевельнуть, вдохнуть тоже не получалось — ребра будто сдавило, язык намертво прилип к нёбу.
Тишина снаружи не говорила ни о чем. Камень не может спросить, не может выглянуть в окно.
Потом я услышала его шаги. Джейс больше не пытался двигаться бесшумно. Раздался зловещий хруст гравия и тонкий электронный гул — он катил какой-то механизм вверх по дорожке, ведущей к дому. Вместе с этим механизмом он направился в обход, к задней двери. Гул неожиданно перешел в свист, к нему добавилось громкое пыхтение, весь дом задрожал от вибрации. А потом Джейс вдруг хрипло затянул псалом:
Когда придем мы сюда,
В этот славный город златой,
Иисус будет ждать нас,
О да, Господь будет ждать нас…
Я заставила свое окаменевшее тело сдвинуться с места.
Окна спальни моей матери выходили аккурат на апельсиновое дерево. До сих пор помню ее бледное лицо — она стояла у окна и смотрела, как я все качаюсь и качаюсь. Пять лет я не заходила туда. Я нажала кнопку замка, открывая дверь — это было все равно, что резать каравай времени, сначала корку, потом мякиш. Сам воздух здесь был густой, словно хлебный мякиш, хотя пылепоглотители и кондиционеры исправно делали свое дело. Я не стала смотреть по сторонам — только в окно. В единственное окно, где не было защитной шторы, лишь тонкий желтый тюль. Солнечный свет резал как нож, пол дрожал от рева машины.
О да, как в Писании предречено -
Иисус будет ждать нас здесь…
Толстая черная резиновая кишка уходила в землю в десяти футах от кухонной двери. Кишка тряслась и вибрировала. Другой ее конец был подсоединен к кубическому аппарату с трубой, но без задней стенки. Джейса я не видела. Я видела только облачка серого и черного пепла, который, будто пыльца, сыпался из недр кубического механизма. Машина выкачивала нутро ямы под мусорной печью.
…conturbata sunt omnia ossa mea…
Оказалось, что я уже бегу прочь из комнаты. Нет, так нельзя.
Расчеши волосы, Сабелла. Оправь платье. Надень туфли. Ты ужасно выглядишь, Сабелла, но за последние тринадцать лет я не припомню, чтобы ты хоть раз выглядела менее чем прекрасной. Возьми недокуренную сигарету в пепельнице, прикури. Вот так. И только теперь — беги!
Я отключила силовое поле и вышла в расплавленную марь утра, обошла дом, словно в моем распоряжении было много часов, весь день.