Чтобы не происходило с нами, не думаю, что все прекратится само по себе. До тех пор пока мы не решим уничтожить атаме.
Они уходят чуть позже, и остаток дня я провожу на обезболивающих, пытаясь не думать об Анне и о том, что может с ней еще произойти. Я проверяю свой сотовый, ожидая звонка Гидеона, но входящих вызовов нет. Между тем, время не стоит на месте. Оно бежит медленно, но уверенно.
По приходу домой, ближе к вечеру, мама заваривает чашку чая без кофеина, добавляя туда немного цветков лаванды, стремясь вылечить мои внутренние ожоги. Это не настойка, и она не обладает чарами. Как правило, колдовство и фармакологию мама не смешивает, но даже без наркотика чай успокаивает. К тому же, я принял дозу перкоцета, потому что мне показалось, что еще чуть-чуть и мои плечи разорвутся на части. Он подействовал отлично, и сейчас у меня возникло желание залезть под одеяло и пролежать так до субботы.
По дороге в спальню я представляю Тибальта, свернувшегося калачиком на моем темно-синем шерстяном одеяле. А почему бы и нет? Если моя мертвая девушка в состоянии появляться в нашем мире, то почему бы и мертвому коту не устроить такое шоу? Но в комнате никого нет. Я забираюсь в постель и поудобнее укладываю голову на подушку. К сожалению, из-за обожженных плеч мне не так легко это сделать.
Когда я закрываю глаза, странный холод накрывает мои ноги. Температура в комнате резко снижается, словно кто-то распахнул одно из окон. Если бы мне довелось дышать сейчас в припадке гнева, то стало бы заметно облачко пара. Под подушкой я практически ощущаю, как звенит атаме.
- Тебя здесь нет на самом деле, - убеждаю я сам себя, возможно, желая, чтобы все оказалось совсем наоборот. – Если бы это была действительно ты, то не вела бы себя так.
Откуда тебе знать, Кассио? Ты никогда не был мертвым. Чего не скажешь обо мне.
Я распахиваю глаза и замечаю ее босые ноги, впрессованные в угол рядом с моим комодом. На уровне ниже колен я узнаю белый подол ее платья. У меня нет желания дальше поднимать взгляд и видеть, как она ломает себе кости или выпрыгивает в окно. Кстати, спасибо и на том, что ее чертова кровь перестала литься из носа. Сейчас она выглядит намного ужасней, чем когда появлялась перед людьми с темными венами и скручивающимися, словно змеи, волосами. Я хорошо знал Анну, одетую в кровь. Но пустую оболочку Анны Корлов…просто не понимал.
Застывшую в углу фигуру, наполовину скрытую тенью, даже при лунном свете нельзя не заметить.
- Тебя здесь нет. Это невозможно. На наш дом мама наложила барьерное заклинание.
Правила…одни только правила. Никаких больше правил.
Ох. Действительно. Разве это ты? Или просто плод моего воображения, как говорила Кармел? Возможно, это даже не ты. А просто какой-то глюк.
- Ты собираешься простоять там всю ночь? – интересуюсь я. – Видишь ли, я хочу немного выспаться, поэтому если ты стремишься показать мне, что тебя так сильно волнует, мы можем живо покончить с этим? – я резко вдыхаю, и, когда ее ноги начинают движение, шаркая к моей постели, в моем горле застревает тугой ком. Она подходит так близко, что, протяни я руку, с легкостью дотронусь до нее. Когда она опускается рядом с моими ногами, я вижу ее лицо.
Я узнаю глаза Анны, и при виде их меня трясет так, словно напичкали наркотой, и словно мою спину обдали ледяной водой. Выражение ее лица выглядит таким, каким я его и запомнил. Словно оно узнало меня. Вспомнило. Некоторое время мы смотрим друг на друга, не отрываясь. Она вздрагивает и мерцает, словно вспыхивающее изображение на старинном диафильме.
- Я скучаю по тебе, - шепчу я.
Анна моргает. Когда она снова обращает свой взгляд на меня, ее глаза затянуты красной пеленой. Боль рябью струится по ее челюсти, словно фантом, вспарывающий ее грудную клетку, накладывает на нее гротескные, пышущие красным и направленные книзу цветы, исчезающие тут же за ее руками.
Я ничего не могу с собой поделать.
Я ничего не могу с собой поделать. Даже невозможно взять ее за руку. На самом деле ее не может быть здесь. Жар опаляет мои плечи, когда я откидываю голову назад на подушку, и некоторое время мы сидим молча, пока боль со всех сторон не накатывает на нас. Я стараюсь как можно дольше не закрывать глаза, ибо ее желание лишь одно – смотреть на меня.
Глава 7
В конечном итоге, мне надоело ждать, поэтому рано утром я снова звоню Гидеону. С минуту я слушаю длинные гудки, и мне приходит в голову, что с ним могло что-нибудь случиться, когда он поднимает трубку.
- Гидеон? Где ты был? Ты получил мое сообщение?
- Еще рано утром. Я звонил тебе, когда ты уже спал. Тесей, твой голос звучит ужасно.
- Ты бы видел, как я выгляжу, - рукой я небрежно прикасаюсь к губам, заглушая последние слова. Еще когда я был ребенком, Гидеон мог решить любую проблему. Сколько бы у меня ни было вопросов, он на все знал ответы. И если что-то шло не так, он был тем, к кому постоянно обращался за помощью мой отец. Он обладает особым сортом магии, мимолетно то появляясь, то исчезая в самые лучшие дни моего детства, и всегда проходящий через парадную дверь в своем элегантном костюме с какой-то странной английской едой для меня. Всякий раз, когда передо мной вырастало его лицо в очках, я знал, что все будет хорошо, но на этот раз у меня сложилось такое впечатление, что он не хотел слышать того, что я собирался рассказать.
- Тесей?
- Да, Гидеон.
- Расскажи мне, что случилось.
Что случилось. Он так просто об этом говорит. Наверное, я просидел в спальне с Анной около четырех часов, наблюдая за ее слоившейся кожей и кровоточившими глазами. Где-то ближе к рассвету я, скорее всего, заснул, потому что, когда рано утром открыл глаза, там, где она сидела, было пусто.
На улице уже день, светит полноценное солнце, вселяя надежду на нелепое чувство безопасности. Оно распространяется не только на миллионы километров вдаль, но и на то, что происходит под сенью мрака. Кажется, все это вымысел, и, хотя память о ранах Анны свежа и всплывающий образ ее сжигания в печи, от которого подрагивали мои веки, при дневном свете все кажется выдуманным.
- Тесей?
Я перевожу дыхание. Невероятно тихим утром я стою на крыльце, и только под ногами слышится скрип тонких досок. На улице безветренно, солнце осветляет лепестки, нагревая ткань моей рубашки. Я всматриваюсь в пустое пространство в кустах, туда, где стояла Анна.
- Анна вернулась.
На другом конце провода что-то шлепнулось на пол.
- Гидеон?
- Нет. Это невозможно, - его голос становится низким и резким, и от этого где-то внутри меня что-то сжимается. После стольких лет спустя гнев Гидеона все равно имеет силу. Стоит мне услышать одно грубое слово, и я становлюсь щенком с виляющим между ногами хвостом.
- Возможно это или нет, но она здесь. Она пытается связаться со мной, прося о помощи. Не понимаю, каким образом ей это удается. Мне нужно разобраться, что делать дальше, - слова вылетают без какой-либо нотки надежды. Я все-таки сказал это вслух, но мне не стало легче, а, наоборот, я почувствовал себя слишком уставшим. Если бы вы знали, насколько я чувствую себя постаревшим. Слова Морфана о том, что нужно уничтожить атаме, растворяются и погружаются в глубокую воду, вдавливаясь мне в затылок. Мысль потеряна, что обнадеживает, но, если я позволю себе копнуть чуть глубже, пойму, что гложет Кармел и Томаса. Это то, о чем я однажды рассказывал Анне: о возможностях. Выборе.
- Думаю, вся проблема в атаме, - продолжаю я. – Мне кажется, с ним что-то происходит.
- Не вали всю вину на атаме. Ты же единственный, кто им обладает. Не забывай об этом, - резко отвечает он.
- Я никогда об этом не забываю. Ни на минуту. Даже когда умер отец.
Гидеон вздыхает.
– Когда я встретил твоего отца, - говорит он, - он был не моложе тебя нынешнего.