– Кто же?
– Армянин.
– А фамилия Ауле…
– Когда‑то была Анасмаджан.
Коули перевел свой прищур на второй объект:
– А ваша?
– Дэниелс? Ирландская фамилия в десятом поколении. – Губы Тедди тронула улыбка. – И я знаю всех своих предков, доктор.
– А полное имя? Теодор?
– Эдвард.
Коули отвалился на стуле, руки упали на стол. Он постучал ножичком по краю столешницы; звук был тихий и настойчивый, как падающий на крышу снег.
– Имя моей жены Маргарет, но, кроме меня, никто ее так не называет, – сказал он. – Для старых друзей она Марго, и в этом есть смысл, все же прочие зовут ее Пегги. И вот это мне совершенно не понятно.
– Что?
– Как из Маргарет получилась Пегги. И ведь это распространенный случай. Или как из Эдварда получается Тедди. В Маргаретнет «п», в Эдварденет «т».
Тедди пожал плечами.
– Как ваше имя?
– Джон.
– Вас никогда не называли Джеком?
Коули покачал головой:
– Для большинства людей я просто «доктор».
Вода поплевывала в оконное стекло. Коули как будто прокручивал в уме их разговор, глаза его сделались блестящими, а взгляд отсутствующим. И тут голос подал Чак:
– Мисс Соландо считается опасной?
– Все наши пациенты склонны к насилию, – ответил Коули. – Поэтому они здесь. Как мужчины, так и женщины. Рейчел Соландо – вдова убитого на войне. Она утопила троих своих детей в озере за домом. Отводила по очереди и удерживала их головы под водой, пока они не захлебнулись. Потом принесла их обратно домой, рассадила за кухонным столом и спокойно ела, когда к ней заглянул сосед.
– Она и его убила? – спросил Чак.
Брови Коули приподнялись, он тихо вздохнул.
– Нет. Пригласила с ними позавтракать. Он, естественно, отказался и позвонил в полицию. Рейчел по‑прежнему считает, что дети живы и дожидаются ее дома. Это может объяснить мотив ее побега.
– Желание вернуться домой, – уточнил Тедди.
Коули кивнул.
– А где ее дом? – спросил Чак.
– Маленький городок в Беркшире. Приблизительно сто пятьдесят миль отсюда. – Коули мотнул головой в сторону окна за спиной. – Отсюда вплавь до материка одиннадцать миль. А на север пришлось бы плыть до самого Ньюфаундленда.
– Остров прочесали? – спросил Тедди.
– Да.
– Достаточно тщательно?
Коули поиграл серебряной статуэткой лошади, что стояла в углу стола, прежде чем ответить.
– Смотритель больницы и его люди вместе с санитарами всю ночь и почти целое утро осматривали остров и каждое здание больничного комплекса. Никаких следов. Еще тревожнее то обстоятельство, что никто не может объяснить, каким образом ей удалось ускользнуть из палаты. Комната запирается снаружи, а единственное окно забрано решеткой. Никаких признаков того, что кто‑то ковырялся в замке, мы не обнаружили. – Он перевел взгляд со статуэтки на гостей. – Впечатление такое, будто она испарилась сквозь стены.
Тедди записал у себя в блокноте слово «испарилась».
– А вы уверены, что во время отбоя она находилась в своей палате?
– Абсолютно.
– На каком основании?
Коули оставил в покое лошадь и нажал на кнопку селекторной связи.
– Сестра Марино?
– Да, доктор.
– Пожалуйста, попросите ко мне мистера Гантона.
– Сию минуту, доктор.
У окна стоял столик, а на нем кувшин с водой и четыре стакана.
– Сию минуту, доктор.
У окна стоял столик, а на нем кувшин с водой и четыре стакана. Коули подошел к столику и наполнил три стакана, два поставил перед гостями, а с третьим вернулся на свое место.
– У вас здесь не найдется аспирина? – спросил Тедди.
Главврач едва заметно улыбнулся.
– Думаю, найдем. – Он порылся в выдвижном ящике и достал флакон «Байера». – Две, три?
– Лучше три.
Тедди уже чувствовал пульсирующую боль в глазу. Коули протянул ему таблетки, он бросил их в рот и запил водой.
– Подвержены головным болям, пристав?
– Морской болезни, увы.
Коули понимающе кивнул:
– Обезвоживание организма.
Тедди подтвердил кивком, а Коули открыл сигаретницу из грецкого ореха и поднес ее гостям. Тедди взял одну, Чак же, мотнув головой, достал собственную пачку, и все трое закурили. Главврач поднял фрамугу.
Он снова сел и протянул через стол фотографию: молодая женщина, чье красивое лицо портили круги под глазами, такие же черные, как ее волосы. Глаза широко раскрыты, как будто их распирало от внутреннего жара. А то, что им открывалось за объективом камеры, за фотографом, а возможно, и за пределами видимого мира, не предназначалось для посторонних глаз.
Что‑то в ее лице вызвало у Тедди тревожную ассоциацию, а потом он сообразил: паренек в концлагере, отказывавшийся от еды, которую ему предлагали. Он сидел у стены на апрельском солнышке с застывшим выражением глаз, пока его веки не закрылись. Бездыханное тело добавили к горе трупов на железнодорожной платформе.
Чак тихо присвистнул:
– О господи.
Коули сделал затяжку.
– Это реакция на ее бесспорную красоту или бесспорное безумие?
– И то и другое, – ответил Чак.
Эти глаза, думал Тедди. Даже застывшие во времени, они кричали. Хотелось залезть внутрь картинки и сказать ей: «Ну, ну, ну. Все хорошо, все хорошо. Шшш». Хотелось держать ее за плечи, пока не пройдет озноб, и произносить утешительные слова.
Дверь открылась, и вошел высокий негр с седыми прядками, в белой униформе санитара.
– Мистер Гантон, – сказал Коули, – это джентльмены, о которых я вам говорил. Приставы Ауле и Дэниелс.
Тедди с Чаком встали и обменялись с Гантоном рукопожатиями. Тедди почувствовал, как от этого человека буквально исходит страх, возможно, от того, что он пожимает руку представителям закона, а у него дома лежит парочка повесток в суд.
– Мистер Гантон работает у нас вот уже семнадцать лет. Он главный санитар. Это он сопровождал Рейчел в ее палату прошлой ночью. Мистер Гантон?
Гантон, усевшись, скрестил лодыжки, положил на колени руки и немного подался вперед, глядя на свои ботинки.
– В девять собиралась группа, а после…
Коули его перебил:
– Речь о сеансах групповой терапии, которые проводят доктор Шин и сестра Марино.
Гантон подождал, не захочет ли Коули еще что‑то добавить, а затем продолжил:
– Ну вот. Значит, в десять они закончили, и я повел Рейчел в палату. Она вошла. Я запер дверь снаружи. После отбоя, каждые два часа, мы делаем обход. В двенадцать прихожу. Заглядываю в глазок, а койка пустая. Может, думаю, на полу лежит. Пациенты, они часто на полу спят. Открываю дверь…
И снова Коули вмешался:
– Своим ключом, правильно, мистер Гантон?
Тот кивнул, разглядывая собственные колени.
– Своим, ага, дверь‑то заперта. Вхожу. Мисс Рейчел нигде не видать. Я закрыл дверь и проверил решетку на окне и само окно. Вроде крепко заперто. – Он передернул плечами. – Тогда я позвонил смотрителю. – Он поднял глаза на Коули, который по‑отечески ему кивнул.