Остановилась перед монитором на кухне, чтобы убедиться: все камеры внешнего наблюдения работают. На экране был виден смутный силуэт ее дома — в окружении пальм, гибискуса и лимонных деревьев. Деревья качались от ветра. Морская гладь, открывавшаяся за причалом позади ее бассейна, была похожа на черную равнину, усеянную бликами от фонарей, цепочкой протянувшихся вдоль дамбы. Скарпетта помешала томатный соус и грибы, томящиеся на плите в медных кастрюлях. Проверила, как подходит тесто и набухает моцарелла в мисках у раковины.
Было уже девять. Марино должен был прийти два часа назад. Завтра у нее лекции и множество других дел, на общение с ним просто не будет времени, у нее было такое чувство, словно ее обвели вокруг пальца. Вот всегда с ним так! Битых три часа она просидела над делом Джонни Свифта. И что? Где этот Марино? Даже не удосужился прийти! Она почувствовала обиду, потом злость. Злиться всегда легче.
Расстроенная, она вошла в гостиную, по-прежнему прислушиваясь к звукам за окном. Взяв в руки двенадцатикалиберный «реминггон-марин-магнум», она присела на диван. Положив тяжелый никелированный дробовик на колени, Скарпетта вставила в замок маленький ключик. Повернув его по часовой стрелке, она сняла курок с предохранителя и убедилась, что обойма пуста.
Конвоиры подошли к монитору, за которым сидел Джош.
— Завозил куда-то, выкалывал глаза, пару дней насиловал, потом перерезал горло и оставлял труп в какой-нибудь жуткой позе, — будничным голосом сообщил Бентон, словно описывая клинический случай. — Это в тех случаях, о которых мы знаем. Но я подозреваю, что жертв было больше. В тот же период времени во Флориде пропали еще несколько женщин. Их тела так и не нашли.
— А куда он их отвозил? В мотель, к себе домой?
— Подождите минутку, — сказал Джош конвоирам, переключаясь с трехмерного изображения на штриховку. — Вот это действительно круто. Мы никогда не показываем это пациентам.
— Как же они соглашались с ним ехать?
— Он им вешал лапшу на уши.
— Есть одно интересное обстоятельство, — задумчиво произнес Бентон, наблюдая за Джошем, чтобы вовремя вмешаться, если тот слишком увлечется. — На всех телах были обнаружены микроскопические частички меди.
— Откуда они там взялись?
— Они находились в земле и мусоре, которые прилипли к их волосам, коже и пятнам крови.
— Синий, зеленый, синий, красный…
— Очень странно…
Доктор Лейн нажала кнопку микрофона.
— Мистер Дженрет? Как у вас дела? Вы в порядке?
— Так точно.
— Сейчас вам будут показывать слова, обозначающие цвет, но цвет букв будет отличаться от цвета, который обозначают слова. Вы будете называть только цвет шрифта.
— Есть.
— По-моему, это потрясающе. — сказал Джош, когда на экране его монитора появилось нечто напоминающее посмертную маску.
— По-моему, это потрясающе. — сказал Джош, когда на экране его монитора появилось нечто напоминающее посмертную маску. Голова Бэзила Дженрета была как бы разрезана на миллиметровые ломтики, которые затем собрали воедино. Безволосая и безглазая, она не имела шеи, словно ее насильственно отделили от туловища.
Джош покрутил изображение, чтобы конвоиры могли увидеть его со всех сторон.
— А почему она как отрезанная? — спросил один из них.
— Это граница сканирования.
— Кожа какая-то ненастоящая.
— Красный, э-э, зеленый, синий, то есть красный, зеленый… — зазвучал голос Бэзила.
— Это не кожа. Как бы это объяснить… компьютер воссоздаст только объем, условную поверхность.
— Красный… синий, э-э… зеленый, синий, то есть зеленый…
— Мы используем это изображение только для функционального анализа, чтобы собрать все данные и оценить их. Ну разве что слегка позабавимся…
— Ну и страшилище!
Бентон стал проявлять признаки нетерпения. Определение цвета прекратилось. Он строго посмотрел на оператора:
— Джош! Вы готовы?
— Четыре, три, два, один, готово, — произнес Джош, и доктор Лейн продолжила эксперимент.
— Синий, красный, то есть, черт… э-э… красный, то есть синий, зеленый, красный… — совсем запутался Бэзил.
— Он объяснил вам, зачем он это делал? — спросила доктор Лейн.
— Извините, не понял. Что значит зачем?
— Красный, синий, черт! Э-э… красный, сине-зеленый…
— Зачем он их ослеплял?
— Он сказал, что не хотел, чтобы они видели, какой у него маленький пенис.
— Синий, сине-красный, красный, зеленый…
— С этим заданием он явно не справился, — заметила доктор Лейн. — Большую часть цветов он назвал неправильно. Скажите, а в каком полицейском управлении он работал, чтобы я знала, где не стоит попадаться за превышение скорости?
Она нажала кнопку микрофона.
— У вас все в порядке?
— Так точно.
— Он работал в округе Дейд.
— Как жаль. Я всегда любила Майами. Значит, вот как вы его заполучили. Благодаря своим связям в южной Флориде, — подытожила доктор Лейн, снова нажимая кнопку.
— Не совсем так.
Глядя на голову Бэзила, выглядывающую из дальнего конца магнитной трубы, Бентон представил себе все остальное — джинсы и белую рубашку, застегнутую на все пуговицы.
В клинике заключенным не разрешалось носить тюремную одежду. Это могло повредить репутации заведения.
— Когда мы начали искать в исправительных учреждениях кандидатов для своего исследования, во Флориде решили, что он как раз то, что нам нужно. Парень им здорово докучал, и они рады были от него избавиться, — объяснил Бентон.
— Очень хорошо, мистер Дженрет, — сказала доктор Лейн в микрофон. — А сейчас доктор Уэсли войдет в камеру и даст вам мышь. Теперь вы будете смотреть на лица.
— Есть.
Обычно доктор Лейн сама входила в камеру к пациентам. Но к тем, кто проходил исследование по методу «Хишник». женщины не допускались. Да и мужской персонал больницы должен был соблюдать в камере осторожность. За ее пределами меры безопасности при собеседованиях определялись самими врачами. Войдя в камеру в сопровождении двух конвоиров, Бентон закрыл за собой дверь и включил свет. Охранники, переминавшиеся у магнита, с любопытством наблюдали, как он подключает мышь и вкладывает ее в привязанную руку Бэзила.
Преступник был довольно невзрачен — низкого роста, щуплый человечек со светлыми редеющими волосами и маленькими, близко посаженными глазками.