А как тебе вот это?
В центре мастерской стоял огромный белый «роллс-ройс». Я подошла к машине, а Майкрофт тихонько постучал по неоновой трубке, чтобы та перестала мигать.
— Новая машина, дядя?
— Нет-нет, — торопливо ответил Майкрофт. — Я не вожу. Просто мой приятель, ее хозяин, все плакался, как дорого содержать две машины, черную для похорон и белую для свадеб, поэтому я сделал вот что.
Он протянул руку и повернул большой тумблер на приборной доске. Послышалось низкое гудение. Машина начала темнеть. Из белой она превратилась в светло-серую, потом в темно-серую и наконец в черную.
— Впечатляет, дядя.
— Правда? Это жидкокристаллическая технология. Но я сделал еще шаг вперед. Смотри.
Он повернул тумблер еще на несколько делений вправо, и машина стала синей, потом розово-лиловой и наконец зеленой в желтую крапинку.
— Однотонные машины — это старо! Теперь подожди. Если я поверну пигментатор вот так, машина… да-да, посмотри!
Я с нарастающим изумлением смотрела, как машина исчезает у меня на глазах: жидкокристаллическое покрытие подстраивалось под серые и коричневые тона мастерской Майкрофта. Через несколько секунд машина полностью слилась с фоном. Я подумала, как весело можно развлекаться с инспекторами дорожного движения.
— Я назвал ее «Хамелеобиль», — объявил дядя. — Забавно, правда?
— Очень.
Протянув руку, я потрогала теплую поверхность замаскировавшегося «роллс-ройса». Решила спросить Майкрофта, не может ли он поставить камуфлирующее устройство на мой «спидстер», но опоздала: воодушевленный моим интересом, он рысью перебежал к огромному бюро с выдвижной крышкой и возбужденно замахал мне обеими руками.
— Это переводящая копирка! — взволнованно объяснял он, демонстрируя несколько стопок яркой металлической фольги. — Я назвал ее «розетти-копирка». Позволь мне показать. Начинаем с чистого листа бумаги. Затем кладем испанскую копирку, еще лист бумаги — ее нужно класть правильной стороной! — затем польскую копирку, еще бумагу, немецкую копирку, еще лист бумаги и наконец французскую и еще лист бумаги… смотри!
Он выровнял всю пачку, положил на стол. Я пододвинула стул.
— Напиши что-нибудь на верхнем листе. Все, что угодно.
— Что угодно?
Майкрофт кивнул, и я написала «Ты не видел моего додо»?
— И что?
Майкрофт с торжествующим видом посмотрел на меня.
— Сама посмотри, девочка.
Я сняла первую копирку. На втором листе моей собственной рукой было написано по-испански: «¿На visto mi dodo?»
— Но это же замечательно!
— Спасибо, — ответил дядя. — А теперь посмотри следующий лист.
Я посмотрела. Под польской копиркой обнаружилась надпись «Gdzie jest moje dodo?»
— Я работаю над иероглифами и демотическими надписями, — объяснял Майкрофт, пока я снимала немецкую копирку, чтобы увидеть «Haben Sie mein Dodo gesehen?» — Версия кодекса майя посложнее, а с эсперанто вообще ничего не выходит. Не понимаю почему.
— Это найдет кучу применений! — воскликнула я, открывая последний лист, и с некоторым разочарованием прочла: «Mon aardvark n'a pas de nez». — Минуточку дядя «У моего аардварка нет носа»?
Майкрофт заглянул мне через плечо и хмыкнул.
— Ты нажимала недостаточно сильно. Ты же из полиции, да?
— На самом деле из ТИПА-Сети.
— Тогда тебя заинтересует вот это, — сказал он, волоча меня мимо множества дивных предметов, о назначении которых я могла только догадываться.
— В среду я показывал эту машину полицейской комиссии по техническим новинкам.
Он остановился возле устройства из которого торчала огромная воронка вроде граммофонной. Откашлялся.
— Я назвал его «Олфактограф». Он очень прост. Поскольку любая собака скажет тебе, что запах каждого человека, как и отпечатки пальцев, уникален, отсюда следует, что машина, способная распознавать индивидуальный запах преступника, может послужить средством опознания когда другие методы не дают результата. Даже если преступник носит маску и перчатки, запах спрятать он не может.
Дядя показал на воронку.
— Запах всасывается туда и разделяется на индивидуальные части олфактоскопом моего изобретения. Прибор анализирует компоненты и выдает вонеотпечаток каждого преступника. Он может различать десять запахов в одном помещении и выделять самый новый или самый старый. Он может учуять подгорелый тост через шесть месяцев после того, как тот подгорел, и различает тридцать сортов сигар.
— Может оказаться полезным, — сказала я с некоторым сомнением. — А это что?
Заинтересовавший меня предмет больше всего напоминал фетровую шляпу, сделанную из бронзы и украшенную проводами и лампочками.
— А да, — сказал дядя, — вот это думаю тебе понравится.
Он надел бронзовую шляпу мне на голову и повернул большой рубильник. Послышалось гудение.
— Что-то должно случиться? — спросила я.
— Закрой глаза и глубоко вздохни. Попытайся очистить разум от всех мыслей.
Я закрыла глаза и стала терпеливо ждать.
— Ну, работает? — сказал Майкрофт.
— Нет, — ответила я.
И тут мимо меня проплыла колюшка.
— Стоп! — воскликнула я. — Рыба! Прямо передо мной. Ой, еще одна!
Передо мной плавали рыбки. Вскоре я любовалась на целый косяк ярких разноцветных рыбок, сновавших перед моими закрытыми глазами. Они плыли по прямой примерно пять секунд, затем скачком возвращались к начальной точке и возобновляли движение.
— Замечательно!
— Расслабься, или они исчезнут, — успокаивающим голосом сказал Майкрофт. — Попробуй вот это.
Картинка на миг смазалась и сменилась изображением иссиня-черного звездного неба — я словно летела сквозь космос.
— Или вот это. Ну как? — спросил Майкрофт, заменив космос парадом летающих тостеров.
Я открыла глаза, и изображение исчезло. Майкрофт нетерпеливо смотрел на меня.
— Неплохо? — спросил он.
Я кивнула.
— Я назвал его глазным скринсейвером. Очень полезен при утомительной работе, вместо того чтобы пялиться в окно, можешь превратить окружающее в любое приятное изображение по своему выбору. Как только звонит телефон или заходит твой шеф, ты сразу же возвращаешься в реальный мир.
Я вернула ему шляпу.
— Надо продавать твой скринсейвер в «Смеющемся бургере». Когда ты собираешься выдвинуть его на рынок?
— Он еще не готов, есть несколько проблем, которые я не успел решить.
— Например? — подозрительно спросила я.
— Закрой глаза — и увидишь.
Я подчинилась. Передо мной проплыла рыба. Я моргнула, закрыла глаза снова — и увидела тостер. Да, доработка все-таки требовалась.
— Не беспокойся, — сказал он. — Через несколько часов пропадут.
— Олфактоскоп мне понравился больше.
— Ты еще ничего не видела! — воскликнул Майкрофт, живо бросаясь к большому деревянному столу, заваленному инструментами и запчастями. — Это устройство — возможно, самое великое мое изобретение.