– Это прекрасно, дорогой.
– Разве тебе не нравится? – улыбнулся Генри, – Теперь она качается намного быстрее.
Эти легкие, подергивающие движения напомнили Шарлотте чувство, словно бы она была выброшена в бурный поток посреди штормового моря.
– Гм, – сказала она, – Генри, я бы хотела кое-что с тобой обсудить. Кое-что важное.
– Более важное, чем то, что наш ребенок будет убаюкан и уложен спать каждую ночь?
– Конклав решил выпустить Джессамину, – сказала Шарлотта, – она возвращается в Институт. Через два дня.
Генри повернулся к ней с недоверчивым взглядом. Колыбель за ним стала раскачиваться еще быстрее, как повозка, мчащаяся на полном ходу.
– Она возвращается сюда?
– Генри, ей больше некуда идти.
Генри открыл было рот, чтобы ответить, но прежде, чем он это сделал, раздался ужасный треск и колыбель, сорвавшись с петель, полетела к самой дальней стене, где разлетелась на щепки.
Шарлотта коротко ахнула, вскинув руку, дабы прикрыть ею рот. Генри нахмурился.
– Возможно, с некоторыми изменениями в дизайне…
– Нет, Генри, – твердо сказала Шарлотта.
– Но…
– Ни при каких обстоятельствах, – голос Шарлотты звучал подобно кинжалу.
Генри вздохнул.
– Хорошо, дорогая.
Адские механизмы не знают жалости. Адские механизмы не знают раскаяния. Адские механизмы бесчисленны. Адские механизмы никогда не остановятся.
Слова, написанные на стене в кабинете Бенедикта, эхом звучали в голове Тессы, когда та сидела у кровати Джема, наблюдая за его сном. Она не была уверена, сколько точно времени; наверное, – предрассветные часы-, или, как без сомнения сказала бы Бриджит, – за полночь-. Джем не спал, когда она пришла – сразу после того, как ушел Уилл; не спал и сидел достаточно уверенно для того, чтобы принять чай и тосты, хотя и был значительно бледнее и слабее, чем ей хотелось бы видеть.
Софи пришла позже – убрала пищу и улыбнулась Тессе.
– Взбей его подушки, – шепотом предложила она. Тесса так и сделала, пусть Джем и смеялся над тем, как она суетится. Ей всегда нехватало практики пребывания с больными. Забота о пьяном брате была единственным опытом – игры в сиделку-, который она имела. Но не в случае с Джемом; не тогда, когда она сидит, держа его руку, пока тот слабо дышит с полузакрытыми глазами, а ресницы едва трепещут на его скулах.
– Не слишком по-геройски, – сказал Джем, не открывая глаз, хотя голос его звучал ровно.
Тесса обернулась и слегка наклонилась к нему. Она переплела свои пальцы с его раньше, и их сомкнутые руки легли на кровать рядом с ним. Пальцы Джема казались холодными в ее собственных, а пульс замедленным.
– Что ты имеешь ввиду?
– Сегодня, – сказал он, понизив голос, и закашлялся, – Коллапс и отхаркивание крови по всему дому Лайтвудов…
– Все только улучшило вид этого места, – сказала Тесса.
– Ты сейчас говоришь, как Уилл, – Джем сонно улыбнулся, – но так же, как и он, меняешь тему разговора.
– Конечно, меняю. Как будто от этого я меньше думаю о том, что ты болен. Ты знаешь, что это не так. И сегодня ты вел себя довольно героично. Уилл как-то говорил, – добавила она, – что все герои плохо заканчивают, и он не представляет, почему каждый все равно хочет стать одним из них.
– Ах, – Джем на секунду сжал, а затем отпустил ее за руку, – Что ж, Уилл смотрит на это с точки зрения героя, не так ли? Но, как и для каждого из нас, ответ прост.
– Разве?
– Конечно. Герои существуют потому что мы нуждаемся в них. Не ради них самих.
– Ты говоришь так, будто сам не один из них, – она убрала прядь волос со лба. Он наклонился к ее прикосновению, закрывая глаза.
– Джем… Ты когда-нибудь… – она колебалась, – ты когда-нибудь думал о том, чтобы продлить свою жизнь без лекарства от наркотика?
На это его веки распахнулись.
– Что ты имеешь ввиду?
Она подумала о Уилле, захлебывающемся от святой воды на полу чердака.
– Ты мог бы стать вампиром. Мог бы жить вечно…
Он вертикально поднялся на подушки.
– Тесса, нет. Нет… ты не можешь так думать.
Она отвела взгляд.
– Неужели мысль стать жителем Нижнего Мира настолько ужасна для тебя?
– Тесса, я Сумеречный охотник, Нефилим. Так же, как и мои родители до меня. Это наследие, которое я получил, так же как маму. Это не означает, что я ненавижу отца. Но я чту подарок, который они мне сделали, кровь Ангела, доверие, оказанное мне при произношении клятвы. Также я думаю, что буду не очень хорошим вампиром. Вампиры в общем и в целом презирают нас. Иногда нефилимы превращаются в них, ради забавы, но этот вампир презирается другими. Мы бодрствуем днем и огонь Ангела в наших жилах, они все это ненавидят. Они будут меня презирать и нефилимы будут меня презирать. Я больше не буду парабатайем Уилла, мне больше не будут рады в Институте. Нет, Тесса. Я предпочитаю умереть и возродиться, чтобы можно было видеть солнце, чем жить до конца своих дней без солнечного света.
– Тогда Молчаливым братом, – сказала она, – Кодекс говорит, что руны, которые они ставят на себе, делают их достаточно сильными для того, чтобы избежать смерти.
– Молчаливые братья не могут жениться, Тесса, – он поднял подбородок. Тесса уже давно знала, что под мягкостью Джема кроется то же упрямство, что и у Уилла. Она ясно видела это сейчас, сталь под шелком.
– Ты знаешь, я предпочла бы видеть тебя живым и не женатым на мне, чем… – она оборвала себя на полуслове.
Его взгляд слегка смягчился.
– Путь превращения в Безмолвного брата закрыт для меня. С иньфенью в моей крови, загрязняющей ее, я не смогу пережить руны, которые им накладываются при превращении. Мне пришлось бы перестать пользоваться лекарством, пока оно не исчезло бы из моего организма, но это скорее всего убило бы меня. – Он должно быть увидел что-то на ее лице, потому что он смягчил голос.
– И что за жизнь у этих Безмолвных братьев, тень и темнота, а также тишина и никакой музыки. – Он сглотнул, – И я не хочу жить вечно.
– Я могу жить вечно, – сказала Тесса. Она до сих пор не понимала, как чудовищно это звучит. Было трудно поверить в то, что твоя жизнь никогда не закончится.
– Я знаю, – сказал Джем. – И мне очень жаль, потому что мне кажется, что это бремя никто не должен нести. Знаешь, я верю, что мы возродимся снова, Тесса. Я вернусь, даже если не в этом теле. Души, которые любят друг друга, притягиваются друг другу в других жизнях. Я увижу Уилла, моих родителей, моих дядь, Шарлотту и Генри…
– Но ты не увидишь меня. – Это было не в первый раз, когда она думала об этом, но она всегда выкидывала эти мысли из головы, как только они возникали. Если я бессмертна, то у меня есть только одна эта жизнь. Я не возрожусь как ты, Джеймс. Я не увижусь с тобой на небесах, или на берегах великой реки, или в какой либо другой жизни.
– Я вижу тебя сейчас. – Он протянул руку и положил на ее щеку, его ясные серебристо-серые глаза искали ее глаза.
– И я вижу тебя, – прошептала она, и устало улыбнувшись, закрыла глаза.