Это были знаменитые «катюши», прозванные немцами «сталинскими органами».
Павел впервые наблюдал вблизи устрашающую боевую работу «катюш». Ужас! Попавшее под огонь подразделение просто перестало существовать.
Налёт прекратился, и экипажи заняли места в боевых машинах. Ещё четверть часа хода, и танки прибыли на место.
Командир роты сам определил для экипажей позиции. Танк командира занял место на небольшой возвышенности. Танкисты принялись маскировать танки срезанными ветвями, маскировочной сетью. В искусстве маскировки немцы были умельцами, они придавали скрытности большое значение.
Едва успели завершить работу, как русские пошли в атаку. Молча, без артподготовки, на передовые позиции немцев бежали цепи русских пехотинцев.
Танкисты без команды огня не открывали, вполне хватало винтовочно-пулемётного огня своей пехоты. Для танкистов пехота была слишком мелкой целью, чтобы демаскировать, обнаруживать себя.
Атака русских захлебнулась, и они отошли на свои позиции.
Но бой только начинался. По немецким окопам ударила русская артиллерия. Сначала гаубицы 122 мм — их снаряды давали большие, мощные по разрушительной силе взрывы. Передовая затянулась пылью и дымом.
Потом в дело вступили полковые 76-миллиметровые пушки. Разрывы стали поменьше, но попадания точнее. Ещё бы, полковые пушки били прямой наводкой, а Россия всегда славилась умением своих пушкарей.
Когда стихли разрывы от снарядов, следом за пушками раздался вой падающих мин. В дело вступили миномёты. Они разрушали то, что не смогли разрушить пушки. При стрельбе из миномётов мина летит круто вверх, а потом падает вниз, на цель. Пушечный снаряд может разрушить дот, дзот, пулемётное гнездо — но не блиндаж, землянку или окоп. А вот миномёт легко это сделает. Падая сверху, она пробивает накат из брёвен и разносит блиндаж в клочья — вместе с находящимися там солдатами.
Немцы не выдержали массированного огня и стали убегать с передовой. Пехотные командиры останавливали бегущих, заставляли вернуться в траншеи, и окопы.
Артиллерийский и миномётный обстрелы к тому времени закончились. Русские повторили атаку, встречая лишь жиденький ответный огонь уцелевших немецких пехотинцев.
Пытаясь поддержать свою пехоту, открыли стрельбу осколочными снарядами самоходные установки «Хетцер». Русская пехота залегла, но и самоходки выявили своё местонахождение. По ним открыла огонь русская артиллерия. Две самоходки из четырёх загорелись, пуская в небо чёрный дым.
«Пантеры» пока ничем себя не выдали. Они стояли, не обнаруженные, дожидаясь своего часа. И час этот пробил, когда в атаку на немецкие позиции пошли русские «тридцатьчетвёрки».
Командир роты приказал по рации подпустить Т-34 поближе и открыть огонь на поражение.
Павел всё это слышал и сидел как на иголках. Что делать? Он надеялся, что «Пантеры» пойдут в атаку на позиции советских войск, и когда его машина окажется на нейтральной территории, он сможет заглушить двигатель, а ещё лучше — загнать танк в глубокую воронку или ров и сбежать. Дело в том, что мотор через карданную передачу приводит в действие гидронасос для поворота башни и выполнения других функций. И если Павел заглушит его, поворачивать башню танка и вести прицельный огонь станет невозможно. У лобового пулемёта сектор обстрела невелик и, держась немного в стороне, можно избежать обстрела со стороны экипажа. Скорее всего, придётся решаться на крайний шаг.
Павел заранее обдумывал все варианты. Вот и сегодня утром, прежде чем завести двигатель, он загнал патрон в ствол личного «вальтера», придерживая пальцем курок, спустил его и сунул пистолет в кобуру. Теперь стоит выхватить его из кобуры — и можно стрелять, ведь «вальтер-Р-38» в отличие от «парабеллума» имел самовзвод. Расстреляв членов экипажа, Павел планировал на танке перебраться через немецкие позиции и доехать на нём до своих.
Но это был вариант на крайний случай. Потому что он понимал: увидев немецкий танк, идущий на советские позиции, наши откроют огонь, и совсем не исключено, что они его подобьют. Да и немцы, увидев, что с «Пантерой» что-то неладное, могут выстрелить вдогонку. А кормовая броня тонкая, подобьют как пить дать.
Погибать бестолково, когда наши уже совсем рядом, Павел не собирался и решил немного выждать. Он наблюдал в перископ за атакой наших танков. Двигатель «Пантеры» работал, наполняя корпус гулом.
Приглушённый бронёй и шлемофоном, над головой грохнул выстрел пушки. Хоть на «Пантере» и стояла система продувки ствола, всё равно запахло кисловатым запахом сгоревшего пороха.
В перископ Павел увидел, как вспыхнула «тридцатьчетвёрка». Остальные «Пантеры» тоже открыли огонь. Дистанция была слишком мала, чтобы промахнуться — метров семьсот-восемьсот. Несколько минут — и на поле боя уже горят пять советских танков. Остальные, наткнувшись на сильный огонь, слегка сдали назад и, укрываясь за горящими машинами, стали выцеливать невидимого пока противника. Одна из «Пантер» выстрелила, обнаружив себя вспышкой огня и взметнувшейся перед дульным тормозом пылью. Тут же две «тридцатьчетвёрки» начали бить по ней бронебойными снарядами, а ещё одна стала заходить со стороны, явно намереваясь выстрелить в борт.
Но тут уже вмешался командир роты. Он прицелился и выстрелил по этому танку. Снаряд попал в ходовую часть, каток разбило, гусеница слетела. Т-34 крутанулся на месте и тут же получил снаряд в корму. Из танка повалил дым, экипаж покинул горящую машину, и через минуту последовал взрыв. Башня «тридцатьчетвёрки» слетела с корпуса, уткнувшись стволом в землю. Из круглого проёма в корпусе с рёвом вырывалось пламя.
Оставшиеся невредимыми два танка дали задний ход. На поле боя остались только горящие машины. Русская пехота вернулась за своими танками в траншеи. Бой стих.
«Чего я сижу? — подумал Павел. — Надо действовать».
Он вытащил из кобуры пистолет, вздохнул глубоко, как перед прыжком в воду, и выстрелил в стрелка лобового пулемёта, сидевшего по соседству. Потом обернулся и снизу вверх выстрелил в живот наводчику орудия, а потом — в командира. Заряжающий не понял ничего. Он был справа от пушки, и казённик орудия скрывал от него Павла. Заряжающий наклонился вперёд, и Пашка выстрелил ему в голову.
В танке наступила мёртвая тишина, если не считать мерного рокота двигателя.
Павел перевёл дыхание и вложил пистолет в кобуру. Только что он застрелил четырёх человек своего экипажа. Да, они враги его Родины, но он с ними спал, ел — просто общался, и сейчас ему было очень не по себе.
Павел выжал главный фрикцион, включил передачу. Запищала рация. От неожиданности Павел отпустил педаль. Танк дёрнулся и поехал. Всё, назад пути нет, теперь надо давить на газ — и только вперёд!
Павел вёл «Пантеру» мимо горящих «тридцатьчетвёрок» и не видел, как из своих укрытий выползли другие танки роты и устремились следом. Они не получали приказа по радио, но видели, как на позиции врага двинулась командирская машина. Мало ли по какой причине не работает рация? Антенну осколком срубило, или сломалась сама рация? И танки, рассыпавшись цепью, шли за командиром.
Пашка этого видеть просто не мог. Танк не автомобиль, зеркала заднего вида не имеет.
Он жал на газ и всё время ожидал удара сзади, в корму. Не дураки же немцы, догадаются, что он гонит к своим. В конце концов, снаряд угодит в корму, потом в боевое отделение, и уж потом — туда, где сидит он, Павел. Шанс уцелеть есть.
А за ним шли шестнадцать танков роты. Хоть и не было команды, но рота выстроилась клином, как не раз делала это на учениях.
Танк Павла прошёл через передовые траншеи немецких позиций и вышел на нейтралку. Павел вёл «Пантеру» на пятой передаче и давил на газ.