По прибытии на место Василий и Анатолий унесли ранец и пулемёт в землянку. Павел с Игорем ждали вердикта инженера ремонтной службы.
Тот осмотрел машину и заявил:
— Завтра утром готово будет.
Экипаж направился в землянку. Павел сразу отправил заряжающего с котелками на кухню.
— Неси чего-нибудь поесть. Не обедали ещё, а уже по времени ужин должен быть.
— А почему я?
— В армии приказы старшего не обсуждаются, а исполняются. А ты идёшь, потому как самый молодой в экипаже.
Василий взял котелки и уже в дверях обернулся:
— Без меня не начинайте.
— Будь спокоен.
Хлопцы тут же высыпали содержимое ранца на снарядный ящик, приспособленный вместо стола.
Павел взял бутылку, прочитал этикетку.
— Кофейный ликер, испанский.
— Это водка с кофе, что ли?
— Да нет, вино такое, сладенькое.
— Я сладкое люблю.
Павел взялся за вторую бутылку.
— А здесь — ром ямайский.
— Вот немцы суки, со всего света пойло собрали. Попробуем сейчас!
— Сначала дождёмся Василия — обещали. Во-вторых, грамм по сто пятьдесят.
— Так мы же «безлошадные» сейчас!
Заявился Василий с котелками.
— Мужики! Ужин сегодня знатный. Макароны по-флотски, с мясом.
Экипаж встретил его восторженными возгласами.
— Садись быстрее, ждать устали.
Тут же разлили по стаканам ром и выпили за то, что живы остались, и за то, чтобы и впредь так же везло.
Ром оказался крепким, градусов шестьдесят-семьдесят, и обжигал рот.
— Силён, чертяка! — шумно выдохнул наводчик. — Сроду не думал, что немцы могут пить такую крепкую водку.
— Это не водка — ром.
— Да всё равно. Ихний шнапс слабее водки и пахнет, как самогон.
Все набросились на макароны. Готовили их редко, всё больше каши, и перловка уже в горло не лезла.
— Вась, ты не узнавал, по какому такому поводу мясо с макаронами?
— Повар сказал — корову бомбой убило. Чего добру пропадать? Вот её в котёл и отправили!
Потом пили за победу, за боевых товарищей. Поскольку ром быстро закончился, а хотелось ещё, открыли и попробовали ликёр.
— Сладкий больно!
— А мне нравится. Не хотите — не пейте, оставьте мне, — заявил Толик.
— Василий, что там у тебя ещё?
Выпили ещё две бутылки — французский коньяк и румынскую кукурузную водку. Коньяк экипаж не одобрил.
— Крепкий, но пахнет одеколоном, — заявил Василий. — А румынская водка ещё хуже шнапса. Вот чего я вам скажу, ребята, нет ничего лучше нашей водки.
Экипаж дружно поддержал. Павел только удивился — откуда в немецком бронетранспортёре такое разнообразие выпивки? Прямо на любой вкус. Или награбили по Европе? Немецкой пехоте перед атакой частенько давали выпить — ну так и наши этим баловались. Слегка выпивший солдат смерти меньше боится.
Утром все проснулись с головной болью. Завтракать никто не пошёл, и предложение «полечиться» оставшимся ликёром встретили молчанием. Не хватало, чтобы экипаж заявился за самоходкой с запашком и нетвёрдой походкой.
Павел ругал себя, что разрешил парням выпить лишнего. Ну прикончили бы бутылку рома — и баста! А теперь надо было исправлять положение.
— Экипаж, за мной!
Павел вывел их на небольшое поле за батареей.
— Бегом — марш! — и побежал сам, слыша за собой топот кирзовых сапог.
Вначале не хватало дыхания, в голове стучала кузница, по вискам и затылку как будто молоты били. Пот катился градом, ноги налились чугуном.
Пот катился градом, ноги налились чугуном. Бежали тяжело, но после второго круга стало легче.
— Командир, не могу больше! — задыхаясь, сказал Игорь.
— Вперёд, не останавливаться! — прохрипел Павел.
У него самого во рту пересохло, но молоты бить в голове уже перестали.
После третьего круга экипаж взмолился:
— Командир, всё! Нет больше мочи, мы уже трезвые!
— Тогда к ручью — марш!
Павел побежал к ручью. Вода по осени холодная. Члены экипажа разделись догола и нагишом стали прыгать в воду — смыть пот и пороховую копоть. Теперь все выглядели вполне достойно.
— Одевайтесь! И запоминайте — так будет после каждой пьянки, — подвёл Павел итог «мероприятию».
Вместе с экипажем Павел заявился в ремонтную зону.
— Принимайте свою машину! — хлопнул ладонью по крылу инженер. — Не хуже новой!
Экипаж осмотрел самоходку и признал ремонт качественным. Своим ходом они направились на заправку. Пока закачали ручным насосом в основной бак 460 литров солярки, снова вспотели.
А потом направились к артиллерийскому складу — пополнять боезапас. Самоходка должна быть готова к бою в любую минуту.
В полдень Павел встретил Куракина.
— Ты чего экипаж гонял?
— Физзарядку делали, по Уставу положено, — не моргнув глазом соврал Павел.
— Похвально!
Тем не менее Куракин потянул носом, принюхиваясь.
Немцы вели себя сегодня смирно, видимо — зализывали раны, и экипажи занимались машинами: все вместе чистили пушку длинным банником. Та ещё работа! Потом Игорь возился с двигателем, а заряжающий обтирал ветошью снаряды в укладке.
Павел же включил рацию на приём, пошарил по волнам. Хотелось послушать сводку Совинформбюро о положении на фронтах, да и просто музыку. Но сквозь помехи до него доносились только обрывки разговоров на немецком языке.
Павел выключил рацию. Что-то зацепило его в услышанном. Он попытался вспомнить, разобраться — что? Господи, да ведь ему голос знаком! Так говорил оберст-лейтенант Вернер Шторц, начальник штаба, у которого он был водителем бронеавтомобиля. Стало быть, его полк где-то недалеко.
Рация на самоходке маломощная, и берёт где-то на 10–15 километров. Иногда удаётся поймать Москву, но редко.
Шторц тогда служил в 114-м полку 6-й танковой дивизии. Если он сейчас продолжает служить на прежнем месте, то значит, напротив их позиций расположился 114-й танковый полк, а то и вся дивизия.
Когда Павел осознал серьёзность своего открытия, он направился к комбату.
— Товарищ комбат, разрешите обратиться?
— Разрешаю. Куракин рассказывал, что ты в одном бою исхитрился три танка подбить?
— Четыре — ещё бронетранспортёр.
— О! Я в тебе сразу лихого парня увидел, и рад, что не ошибся. Что у тебя?
— Товарищ комбат, напротив нас стоит сто четырнадцатый танковый полк шестой танковой дивизии.
— С чего так решил? Или разведчики проболтались?
— Я рацию включил, думал сводку Совинформбюро послушать. Наткнулся на обрывок разговора на немецком. В принципе — ничего интересного, но голос мне знаком. Я его узнал. Это начальник штаба сто четырнадцатого танкового полка оберст-лейтенант Шторц. По-нашему — подполковник.
— А может, обознался?
— Головой ручаюсь.
— Сведения интересные! Кому-нибудь ещё говорил?
— Нет, только вы да Куракин знает, что я немецким владею.
— Хм, надо передать в штаб полка. Пусть разведку посылают, «языка» возьмут. Иди и помалкивай.
Штаб полка передал подозрения Павла выше, в штаб дивизии, а оттуда по цепочке — в штаб армии.