Оба танка двинулись вперёд — надо было узнать, живы ли экипажи сгоревших танков.
Когда они подъехали к голове колонны, там уже стояли экипажи двух уцелевших танков. Едва экипаж Павла выбрался из машины, как они увидели — головы танкистов обнажены, шлемофоны бойцы держали в руках.
— Кто? — спросил Михаил.
— Экипаж командира роты Сунцова и экипаж Кузьмина.
Несколько минут они постояли молча. Сгоревшие танки ещё чадили, исходя смрадным дымом. Краска на машинах обгорела, и башенные номера прочитать было невозможно.
— Что делать будем? — спросил командир одного из танков, сержант Супрунов.
— Приказ выполнять! — жёстко ответил старшина Ивлев. — Поскольку я здесь старший по званию, командование ротой принимаю на себя. По машинам!
Поредевшая колонна из четырёх танков поползла дальше. Только от места бомбёжки далеко уйти не удалось. Вдалеке, из-за пригорка, показались немецкие танки — Павел разглядел их в прицел. Угловатые башни не оставляли сомнений, хотя крестов видно не было. Дистанция для стрельбы была слишком большая.
— Принять боевой порядок! — услышал Павел приказ.
Танки, следовавшие колонной, расползлись по фронту, образовав жиденькую цепь. «Один, два, три», — начал считать Павел вражеские танки.
— Шестнадцать! — подвёл он итог. — Это же по четыре на один наш!
Танки быстро сближались. У немцев не выдержали нервы, и они начали стрельбу первыми. Однако снаряды их пока не причиняли урона. Они рвались рядом. А если и попадали, то рикошетами. Только резкий удар по броне ощущался.
Павел приник к прицелу. Судя по сетке дальномера — пора! Он навёл пушку по горизонтали.
— Остановка!
Танк встал. Павел поправил наводку, выстрелил. В прицел было видно, как снаряд высек искру из башни T-IV и срикошетил.
— Бронебойным!
Клацнул затвор пушки.
— Готово!
Павел едва коснулся маховика, поправляя прицел. Выстрел! На этот раз вполне удачно.
Немецкий танк остановился, изо всех его щелей повалил чёрный дым.
— Есть один! Бронебойный!
— Командир, нельзя стоять, подобьют! — закричал Михаил.
Танк дёрнулся вперёд, и в место, где он только что стоял, угодил снаряд. И правда, не на полигоне же он, надо маневрировать.
Михаил вёл танк короткими зигзагами. На поле уже горели три немецких танка.
Павел поймал в прицел ещё один танк.
— Остановка!
Танк замер. Михаил поправил прицел и нажал педаль спуска. Выстрел! Немецкий T-III крутанулся на месте и остановился, подставив борт.
— Бронебойный!
И тут же влепил снаряд по корпусу, между катков. Раздался взрыв, с танка сорвало башню.
— Ещё один испёкся! — оповестил Павел экипаж.
Другие «тридцатьчетвёрки» тоже вели активную стрельбу. На поле застыли неподвижно уже семь танков врага.
И немцы дрогнули. В прямом бою против Т-34, без поддержки артиллерии шансов у них было мало. Немецкие танки поползли назад и скрылись за бугром.
Наши Т-34 остановились.
— Все целы? — затрещала рация. — Стародуб?
— Цел, подбил два танка.
— Супрунов?
— В порядке. И я два подбил!
— Иванютин?
— Цел, командир. Только одного успел ущучить.
— Спать меньше надо! Снаряды остались?
Павел повернулся к заряжающему.
— Сколько у нас бронебойных осталось?
— Четыре штуки, и осколочных семь.
Павел доложил. Ситуация со снарядами у всех была похожей. На небольшой бой хватит, не более.
— Ждите указаний.
На небольшой бой хватит, не более.
— Ждите указаний.
Ивлев отключился. Наверное, пытается связаться по рации с командиром батальона.
Приказа Павел не получил — не успел. Немцы выкатили из-за бугра две пушки. Увидев это, Павел закричал заряжающему:
— Осколочный!
Клацнул затвор пушки. Павел приник к прицелу, и в этот момент по корпусу танка раздался страшный удар. Потянуло дымом, и Павел потерял сознание.
Очнулся он от боли в ногах. Немилосердно трясло — его куда-то везли.
Пашка открыл глаза.
Он лежал на моторном отсеке танка, рядом с ним сидел заряжающий Сергей.
— Очнулся, командир?
Непослушными пересохшими губами Пашка спросил:
— Что случилось?
— Подбили нас, командир! Только двое нас из экипажа осталось. Танку — хана полная.
— А я как здесь?
— Я успел через нижний люк вытащить. Три наших танка сожгли с экипажами, только танк Супрунова остался, да снарядов нет.
— Ногам больно.
— Так ведь ранен ты, командир. Ничего, до госпиталя довезём, там подлечат. Потерпи.
Танк рычал, вздрагивая всем корпусом на кочках и рытвинах. В эти моменты становилось особенно больно, и Павел закусывал губу, чтобы не закричать.
Пытка продолжалась ещё около часа.
Наконец танк встал. Из башенного люка выбрался Супрунов.
— Жив?
— Вроде.
— Кажись, добрались.
Вчетвером Павла сняли с кормы танка, перенесли и уложили на носилки. Понесли. Носилки раскачивались, и у Павла закружилась голова.
— Куда мертвяка понесли? — раздался мужской голос.
— Да он же ранен, ты чего?
— Так ногами вперёд несёте.
— Врача давай, видишь — товарищу нашему плохо, ранен он.
— Сейчас. Поставьте пока носилки.
Вскоре к носилкам подошёл военврач в забрызганном кровью халате и с папиросой в зубах. Осмотрев Павла, он сказал:
— Оперировать надо, только медсанбат наш эвакуируется — немцы прорвались. Сейчас только перевяжем, и грузите на грузовик.
Павла перевязали прямо поверх окровавленного комбинезона.
— Ну, бывай, Стародуб! Может, ещё свидимся.
Его боевые товарищи осторожно пожали ему руку, и танк, взрыкнув мотором, уехал.
Двое санитаров погрузили носилки с Пашей в грузовик, где уже лежало несколько раненых. В кузов забрались легкораненые, заняв все свободные места. Двое сели в кабину, а один даже встал на подножку — окружения все боялись, как огня.
Грузовик ехал долго, больше часа, пока легкораненые не закричали: «Волга!» Грузовики погрузили на паром и переправили через реку.
Госпиталь располагался в небольшом селе недалеко от Сталинграда, в здании школы.
После осмотра раненых носилки с Павлом понесли в операционную. Бинты разрезали вместе с комбинезоном. Хирург осмотрел ноги Павла и покачал головой:
— Эк тебя осколками нашпиговало! Потерпи.
Доктор сделал несколько уколов новокаина рядом с ранами и начал орудовать инструментами. Пашке всё равно было больно, он ощущал, как доктор ковыряется в его теле пинцетом, извлекая осколки. Осколки военврач бросал в таз.
Пашка считал сначала — один, два, три, четыре… Потом он сбился со счёта, потому что доктор спросил:
— Что ты там шепчешь?
— Осколки считаю.
— Чего их считать, я тебе их после подарю. Повезло тебе, парень, кости целы, а мясо нарастет.
Пашку отпустило. В дороге он переживал, что перебиты кости, что он может остаться хромым, или, что ещё хуже — что ноги ему отрежут. Видел он в Саратове, во время учёбы в танковой школе, инвалидов без ног. Они ездили по тротуарам на самодельных тележках, на которых вместо колёс стояли подшипники.