— Ляг, и чтобы — тихо.
Тотьмянин послушно улегся в траву.
Я вытащил пистолет, взвел курок и стал подкрадываться к немцу, укрываясь за деревьями. Двадцать метров, пятнадцать, десять… Пора!
Я поднял пистолет, поймал на мушку спину в плаще. Мушка плясала на цели. Никогда до этого я не стрелял в людей — только по мишеням. Или это от голода и усталости? И пистолет неизвестный — пристрелян ли?
Задержав дыхание, я додавил спуск.
Выстрел грянул как-то неожиданно, оглушив. Немец упал ничком в грязь.
— Василий! Смотри за дорогой!
В несколько прыжков я подскочил к немцу. Не сводя ствола со спины, пнул его ногой в бок. Даже не шелохнулся! Я сунул пистолет в кобуру, перевернул убитого на спину. На его груди был вырван кусок плаща от прошедшей навылет пули, вокруг рваной дыры все окрасилось кровью. Готов!
— Василий, что там?
— Покамест никого не видно.
Странным образом немец приковывал к себе внимание. Я первый раз видел настоящего фашиста. Не манекена в музее, одетого в форму вермахта, а реального врага.
Плащ — то ли клеенчатый, то ли прорезиненный, кожаный ремень с бляхой, на которой выдавлено «Got mit uns». Узкие погончики. На рукаве — непонятный значок. Надо бы обшарить, посмотреть документы — из какого полка, а может быть, и карта при нем есть? Да только грязен он и в крови. Или я боюсь обыскивать убитого?
Я обошел мотоцикл, начал обыскивать коляску. На сиденье лежала какая-то коробка. Я разорвал картон. Похоже на галеты. Сунул одну в рот, пожевал. Что-то вроде высушенного пресного хлеба. Повернув запор, открыл багажник коляски. О! Какие-то банки. Никак — тушенка.
— Василий, иди сюда.
Парень подбежал.
— Забери консервы.
Боец скинул с себя гимнастерку, связал рукава и шустро выгреб туда все содержимое багажника.
— Коробку с галетами туда же сунь.
Я стал осматривать крепление пулемета. Ага, понял. Снял с коляски пулемет с лентой патронов в круглой коробке. Тяжел, черт!
Мы пошли в глубь леса. Первым остановился Василий.
— Все, не могу больше, давай передохнем и покушаем.
— Вася, если немцы наткнутся на своего убитого, они начнут прочесывать лес. Потому давай еще отойдем.
Солдат закинул на плечо узел из гимнастерки, и мы пошли в лес, в сторону — подальше от дороги.
— Все, тормози, здесь и расположимся, — скомандовал я.
Мы поели галет, покрутили в руках банки с консервами да и отставили их в сторону. Называется — видит око да зуб неймет. Ни консервного ножа, ни штыка — ничего, даже просто острого, чтобы открыть банку, у нас не было. Наверняка же у немца был при себе штык или нож, так нет же — побрезговал обыскивать. Вот и сидим теперь у жратвы и полуголодные.
Мы доели галеты, потому как от дождя упаковка стала расползаться, и сами галеты стали походить на подмоченный хлеб. В животе разлилось приятное тепло. Жаль, шалаш для укрытия от дождя не сделаешь — лес неподходящий, сплошь березы да осины.
Я стал разбираться с пулеметом. Откинул крышку — лента уже заправлена. Запаса лент нет, потому — оружие одноразовое: отстрелял барабан и выкинь.
— Стрелять-то хоть научили? Ты же в пулеметном взводе был?
— Не, не умею. Я подносчиком был. Первый номер обещал научить, да не получилось. Меня ведь только призвать успели, в форму переодели, а через три дня от взвода один я и остался.
— Не горюй. Вот к своим выберемся, там научат. А теперь бери узел, пойдем деревню искать. Не все же нам в лесу под дождем сидеть.
Я подхватил пулемет, Васька забросил на плечо гимнастерку с харчами. Плохо, что остался он в одной нательной рубахе, а она белая, — далеко видать.
Плохо, что остался он в одной нательной рубахе, а она белая, — далеко видать.
После галет прибавилось сил, но не скорости. Ноги в насквозь промокших ботинках разъезжались по раскисшей земле.
Шли мы часа полтора. Как мог, я выдерживал направление на юго-восток. Однако лес — не прямая дорога. Пришлось и овраги огибать, и бурелом обходить.
Мы вышли на опушку. Я махнул рукой Василию, шедшему позади меня в десяти шагах: «Ложись!»
Недалеко стояла деревушка о пяти домах на одной улице.
Понаблюдал я за ней с четверть часа — никакого движения. Ни деревенских, ни военных — наших или немцев — не видать.
— Пошли. Ежели в деревне немцы, бросай гимнастерку с консервами и беги в лес. Я с пулеметом попробую отбиться и — за тобой.
— Так точно, товарищ командир.
Так и пошли. Я впереди с немецким МГ наперевес, сзади — Василий.
Что-то тихо в деревне. Не слышно, чтобы куры кудахтали или коровы мычали. И жители где? Не нравилось мне все это, но теперь уже и к лесу поворачивать поздно.
Мы подошли к крайней бревенчатой избе — на двери замок. Ко второй — двери нараспашку, изба пустая.
Василий присел на крыльце под навесом, я же не поленился проверить всю деревню. Ни людей, ни животных — никого.
Вернулся к Василию:
— Никого, пустая деревушка.
— Харчи есть, в избе переночуем, обсушимся. Даже огонь в печи можно развести, — предложил обрадованно Василий.
— Э, нет, Вася. По дыму нас сразу и учуют. Я здесь постерегу, а ты пройдись по сараям, может, нож сапожный или топорик, на худой конец — стамеску или отвертку найдешь. Банки открыть надо.
— Это точно.
Василий ушел, но вскоре вернулся. В одной руке он нес кухонный нож, в другой — небольшой топорик. Тут же на крыльце, под навесом, мы открыли банки. Одна оказалась с тушенкой, другая — с кашей. Пользуясь ножом вместо вилки, мы моментом съели содержимое. Маловаты баночки. Открыли еще две, и только после этого почувствовали себя сытыми.
— Ну что, Василий, давай ночлег искать.
— Да ты чего, командир! Вот же изба!
— А если вечером немцы нагрянут?
— Сыро же, дороги развезло. Вон, даже самолеты ихние не летают.
— Ты про танки забыл, Вася.
— Нужна им эта занюханная деревня…
— Нет, поищи баньку или сеновал какой — только от изб подальше.
Повздыхал Василий, да старших слушаться нужно.
Он побрел на зады деревни и вскоре вернулся.
— Есть сарай, похоже — сено в нем раньше было.
— Веди.
Сарай был небольшим и сухим. В углу солома нашлась. Мы перетащили ее к двери и улеглись по обе стороны. В открытую дверь я выставил пулемет на сошках.
— Вот что, боец. Ты пока поспи, а я покараулю.
— Чего там караулить, пустая деревня-то.
Я демонстративно посмотрел на часы:
— Через четыре часа разбужу. Время пошло.
Василий улегся на солому, повертелся немного — уж больно она кололась, но вскоре уснул.
Я лежал, поглядывая на смутно виднеющуюся за пеленой дождя дорогу, и размышлял.
Какого дьявола, за что я попал на шестьдесят лет назад? И самое главное — как отсюда выбраться? В ближайшей перспективе — выбраться к своим, в отдаленной — вернуться в свое время. Может, не стоило уходить от того злосчастного погреба, а спуститься туда еще раз? Какие изгибы времени сыграли со мной злую шутку? Да и смогу ли я отыскать снова тот погреб?
В голове роилась куча вопросов. Например — где линия обороны наших? Что сейчас происходит на фронтах? В школе, а потом в военном училище мы, конечно же, изучали историю, в том числе и историю Великой Отечественной войны, но не по месяцам и уж тем более не по дням.