Через пару дней об этой истории знал весь экипаж "Баяна", а за вскоре – и каждый моряк в Порт-Артуре. Матросы говорили, что Макаров их и сейчас не бросил. С этих пор на крейсере вошло в обычай перед каждым боевым походом служить панихиду в память любимого адмирала и экипажа "Петропавловска", а доставшиеся с таким трудом орудия еще не раз сослужили крейсеру очень хорошую службу.
На место двух недостающих орудий были поставлены трёхдюймовые пушки, но мы надеялись, что сумеем быстро восполнить этот недостаток во Владивостоке, куда, как все тогда думали, мы будем прорываться. Наконец, за несколько дней до выхода в море все, на первый взгляд, было готово и ничто не предвещало проблем, когда нам сказали, что ознакомиться с результатами ремонта решил сам контр-адмирал Вирен. Впрочем, зная нашего бывшего командира, чего-то такого можно было ожидать.
На следующий день в кают-компании "Баяна" я и еще несколько наших офицеров знакомились с мнением адмирала о проведенном нами ремонте, уже успевшего отдельно пообщаться с командиром корабля. То есть мы стояли "по стойке смирно" и желали только поскорее куда-нибудь исчезнуть, а адмирал не очень-то и громко, но въедливо рассказывал, что он думает о нас вообще, и о проведенном нами ремонте в частности:
– Вас всех, господа, в первый класс Морского корпуса по новой отправлять надо. И то неизвестно, примут ли! Кто вам позволил такой бардак разводить?! Во что вы превратили крейсер, я вас спрашиваю? Что, нельзя было нормально края линолеума обрезать? Что??? Переделаете? Да попробуйте мне только до завтра не переделать! Пойдете вы у меня на берег окопы копать, причем в тех званиях, которые вы действительно заслуживаете!…
Надо ли говорить, что за последующие дни даже временные казематы утратили последние следы спешного монтажа и были начищены, как бляхи на ремнях матросов перед императорским смотром. Но, по моему глубокому убеждению, абсолютный порядок – это, конечно, хорошо, но, как и подтвердили дальнейшие события, лучше бы мы это время потратили на монтаж элеваторов с "Севастополя", которые на момент прорыва пришлось просто сложить на палубе под брезентом, с надеждой закончить работы по их установке позднее.
Но что-то всё-таки сдвинулось… Сначала молодые офицеры загорелись идеей прорыва, а потом и те, кто постарше молодость свою мичманскую вспоминать стали. Всё больше эскадра стала напоминать ту, которая искрилась энтузиазмом после выхода Макарова на "Новике", когда каждый верил, что наконец то у нас есть АДМИРАЛ! Конечно до макаровской популярности Вирену было далеко, но моряки вдруг почувствовали, что есть человек, который может и хочет повести их в бой. И это ценили.
Внешний рейд Порт-Артура
Рассвет наступал медленно. Низкие облака стали едва заметно наливаться светом изнутри, а на западе все еще только угадывались темные громады Золотой горы и Электрического утеса.
Миноносец "Сердитый" терпеливо ждал, пока достаточно рассветёт, чтобы можно было спокойно вернуться на базу. Подходить к берегу в темноте было смертельно опасно – после того, как в мае береговые артиллеристы приняли японцев, ставящих мины, за свои возвращающиеся миноносцы, а утром на выставленном заграждении подорвались два броненосца, один из которых погиб вместе с командующим эскадрой адмиралом Макаровым, батарейцы были готовы утопить любую тень, до которой только могли дотянуться.
Так что приходилось, несмотря на реальную опасность наткнуться на японские миноносцы или выставленные ими мины, дожидаться утра, чтобы спокойно войти в гавань…
Глаза вахтенного офицера Василия Соймонова привычно искали в предрассветных сумерках силуэты японских миноносцев, но его мысли были далеки от этих берегов, уже обильно политых русской кровью…
"… Мне казалось, это было совсем недавно, и все было так похоже – такие же низкие облака, и такие же темные в надвигающихся сумерках гранитные набережные… но я точно знал: во всей моей жизни не было более светлого мгновения. Мгновения, которое подарила мне Она, и которое теперь освещает все мое существование даже здесь, на другом краю планеты.
Тогда древность моего дворянского рода не могла уравновесить в глазах ее родителей традиционно нищенского в России оклада недавнего выпускника Морского Корпуса, и она осталась ждать моего возвращения с Дальнего востока, ну или, по крайней мере, получения лейтенантского чина. А тут еще эта трижды проклятая война! Но я буду сражаться, Любимая! Сражаться изо всех сил! Сражаться хотя бы ради тебя, и наших будущих детей, ведь если не остановить войну здесь, еще у порога, то вскоре она обязательно попытается протянуть костлявые руки прямо в наш дом…"
Навеки твой,
В.С.
19.09.1904 борт крейсера "Кассаги"
– Господин капитан первого ранга, получено радио с "Усугомо"!
– Читайте!
– Русские главные силы выходят из Артура.
– "Значит, они всё таки решились! И не зря мы который день болтаемся здесь на волнах… А разведчики молодцы – опять в точности все разузнали", – командир крейсера "Кассаги" Ямайя сам не понимал, рад он этому или нет. Наконец-то унылое патрулирование обрело смысл. Он со своим отрядом обнаружил то, что могло решить судьбу войны.
– Немедленно продублировать адмиралу радиограмму! Курс к Артуру.
Через двадцать минут командир "Кассаги" сам смог увидеть наплывющие с юго-запада дымы. Один, два… много…
– "Ретвизан"головным, "Пересвет" и "Победа", "Полтава", "Севастополь", "Баян", "Паллада", – передавал сигнальщик.
– Действительно все, – злорадно подумал Ямайя, – даже "Севастополь" взяли с собой, хотя куда ему теперь. Но далеко не уйдут. Два-три часа – и главные силы их настигнут. Жаль, если придётся утопить всех в открытом море, ведь они же давно уже наши. Никуда им из Артура не деться…
– Третий русский броненосец взорвался! – донеслось с фор-марса.
Ямайя бросился на левое крыло мостика и ещё успел увидеть, как опадает фонтан воды у борта третьего в строю русского броненосца.