Когда я
воскресным вечером доложил обо всем этом Вульфу, он фыркнул:
– Ослы. Я ведь принес им эту связь на блюдечка и разжевал.
– Да, сэр, – посочувствовал я. – Что вас и изнурило.
– Я вовсе не изнурен. Я даже не устал.
– Значит, я солгал нашему клиенту. Когда он сегодня позвонил нам снова, я сказал, что вы совершенно изнемогли, ломая голову над его делом. У
меня не было выхода – он уже теряет терпение. Чем вам не угодило пиво? Слишком холодное?
– Нет. Я думаю о тебе. Большинство машинописных работ выполняют женщины, не так ли?
– Не большинство. А все.
– Тогда с завтрашнего дня начнешь заниматься машинистками. Возможно, тебе повезет больше, чем Солу, Фреду и Орри, хотя и они будут заниматься
тем же поиском. Прежде чем браться за что то другое, мы закончим с этим. Среди машинисток наверняка найдутся и молодые и привлекательные. Не
переусердствуй.
– Слушаюсь! – Я одарил его восхищенным взглядом. – Ваши вспышки озарения вгоняют меня в священный трепет. Гениальная идея!
– А что я могу сделать, черт побери?! – взорвался Вульф. – Достань хоть что нибудь! Достанешь?
– Безусловно, – заверил я. – Допивайте пиво.
Вот как случилось, что на следующий день, в понедельник, покончив со своими утренними обязанностями, я отправился обследовать доставшийся мне
сектор города в соответствии с планом, который мы разработали вместе с Солом. Наша славная троица уже поработала на Манхэттене до Четырнадцатой
улицы, в районе Гранд Сентрал, и на Вест сайде – от Четырнадцатой до Сорок второй улицы. Сегодня Фреду достался Бруклин, Орри выпал Бронкс, Сол
выбрал Ист сайд, а я занялся Вест сайдом, начиная с Сорок второй улицы.
В половине одиннадцатого я вошел в дверь с табличкой «Стенографическая служба Бродвея» и сразу попал в преисподнюю. В комнату, достаточно
просторную, чтобы вместить пять столов и столько же машинисток, набили их с добрый десяток, и два десятка рук порхали над клавишами со
скоростью, раза в два превышающей мою. Пытаясь перекрыть барабанную дробь, я крикнул ближайшей дамочке, на бюсте которой без труда разместилась
бы книжная полка:
– У такой женщины, как вы, должен быть отдельный кабинет!
– У меня есть, – надменно откликнулась она и провела меня сквозь дверь в крохотную клетушку за перегородкой. Поскольку перегородка была высотой
всего футов в шесть, грохот все равно стоял одуряющий. Минуты две спустя хозяйка клетушки объяснила мне:
– Мы не даем информации о наших клиентах. У нас строго конфиденциальные услуги.
– У нас тоже! – крикнул я, протягивая ей визитную карточку. – Все очень просто. Наш клиент – вполне уважаемая издательская фирма. Им передали
рукопись романа, от которого в издательстве пришли в восторг и собираются его опубликовать, но вот незадача – страничка с фамилией и адресом
автора куда то запропастилась, и ее не могут найти. Имя автора они запомнили – Бэйрд Арчер, но вот адреса нет, и с автором нельзя связаться.
Ничего, казалось бы, страшного, не гори они желанием опубликовать роман. В телефонной книге Бэйрда Арчера нет. Рукопись пришла по почте.
Издательство помещало объявления, но безрезультатно. Я хочу знать только, не перепечатывали ли у вас рукопись романа Бэйрда Арчера, возможно, в
сентябре прошлого года? Или около этого? Роман называется «Не надейтесь…».
Лед еще не растаял.
– В сентябре прошлого года? Что то долго они ждали…
– Они пытались разыскать его.
– Если печатали у нас, страничка не могла потеряться.
– Если печатали у нас, страничка не могла потеряться. Мы подшиваем все материалы в скоросшиватели.
Об этом ребята меня предупреждали. Я уверенно кивнул.
– Да, конечно, только редакторы не любят возиться со скоросшивателями. Они их снимают. Если вы перепечатывали эту рукопись, будьте уверены, что
автор очень хотел бы, чтобы вы помогли его разыскать. Дайте человеку шанс.
– Ну ладно, – скрепя сердце согласилась она. – Попробую поискать, только сперва кое что выясню.
Она вышла.
Я прождал двадцать минут, пока она вернулась, и еще десять, пока она рылась в картотеке. Ответ был «нет». Бэйрда Арчера они не обслуживали. Я
поднялся на лифте на восемнадцатый этаж, в офис «Машинописная служба Рафаэля».
Эти два визита отняли у меня почти час, а с такой скоростью, согласитесь, трудно рассчитывать на успех. Где я только не побывал – от подлинных
гигантов, разместившихся в «Парамаунт Билдинг» под вывеской «Метрополитен стенограферс, инкорпорейтед», до каморки с кухонькой и ванной в конце
Сороковых улиц, где ютились две девушки, работавшие на дому. Полакомившись на обед каннелони в «Сарди» за счет Джона Р. Уэлмана, я возобновил
поиски.
Погода стояла довольно теплая для февраля, только никак не могла сделать выбор между пасмурной хмуростью и устойчивой изморосью, так что часа в
три дня, когда я сумел без потерь пробиться к нужному зданию сквозь оживленные бродвейские толпы в районе Пятидесятых улиц, я пожалел, что не
надел плаща вместо коричневого пальто. С этим визитом я рассчитывал покончить в два счета, поскольку в списке адресов значилось только имя
женщины, Рейчел Эйбрамс. Дом был довольно старый и невзрачный, слева от входа размещался магазинчик женского платья «Кэролайн», а справа –
кафетерий «Мидтаун Итери». Войдя в вестибюль, я снял и хорошенько стряхнул пальто, и, ознакомившись с указателем, поднялся на лифте на седьмой
этаж. Лифтер подсказал, чтобы я шел в комнату 728 налево по коридору.
Прошагав немного налево, я свернул направо, сделал несколько шагов, еще раз повернул направо и вскоре очутился перед комнатой 728. Дверь была
нараспашку, и я поднял голову, чтобы удостовериться, что на двери и впрямь номер 728, а заодно и прочитал:
РЭЙЧЕЛ ЭЙБРАМС
стенография и машинопись
Я оказался в комнате размером футов десять на двенадцать, не больше, с письменным столом, маленьким столиком, двумя стульями, вешалкой для
одежды и облупленным, выкрашенным зеленой краской металлическим шкафчиком с выдвижными ящиками для картотеки. На вешалке я заметил женское
пальто, шляпку и зонтик, а на столе позади пишущей машинки стояла ваза с желтыми нарциссами. На полу валялись разбросанные листы бумаги. Виной,
по видимому, был сильный сквозняк из за поднятого доверху окна.
Кроме сквозняка, с улицы через окно доносились голоса, а точнее, крики. В три шага я достиг окна, перегнулся через подоконник и свесился вниз.
Прохожие останавливались под моросящим дождем, вытягивали шеи и пытались что то разглядеть. Трое мужчин с разных сторон перебегали улицу, спеша
к толпе, собравшейся перед самым домом, на тротуаре. Посреди толпы двое других мужчин склонились над распростертым на асфальте телом женщины,
юбка которой высоко задралась, а голова неестественно вывернулась в сторону. У меня превосходное зрение, но с высоты семи этажей, да еще под
мелким дождем картина получилась довольно размытая. Большая часть зрителей разглядывала женщину, но некоторые задирали головы и смотрели прямо
на меня. Слева футах в ста к толпе трусцой приближался полицейский.