..
- Говори все как есть.
- Ты мне часто рассказывал о ней и ее муже, и при этом ты всегда жалел только его. Признаться, мне казалось, что ты предвзято судишь...
- Ну, а теперь?
- Да ее жалеть нечего, хотя она и не виновата, что уродилась такая!
Прихожу - она лежит, у кровати консьержка и старуха соседка. Старуха все время перебирает четки... Сама Лоньонша выглядит ужасно, кажется, вот-вот помрет... Доктора он и, разумеется, еще до моего прихода вызвали.
- Она удивилась, что ты пришла?
- Боже мой, что она понесла, как только меня увидела... "Теперь-то, говорит, - ваш муженек по крайней мере не будет больше преследовать моего Шарля. Он еще пожалеет, что не взял его на Кэ-дез-Орфевр..." Сначала мне было не по себе. Но, к счастью, скоро пришел доктор, такой иронический, невозмутимый старичок.
Для обоих этот обед в пустом ресторане был настоящим праздником. Как он отличался от будничной семейной трапезы дома, на бульваре Ришар-Ленуар!
Особенно возбуждена была мадам Мегрэ, глаза ее блестели, она раскраснелась, говорила быстрей обычного.
Когда они обедали или завтракали дома, говорил Мегрэ, а она слушала. Что интересного расскажешь о домашних делах! Но сегодня все было наоборот: она говорила без умолку, польщенная вниманием мужа.
- Тебе интересно?
- Очень! Продолжай.
- Доктор осмотрел ее и сделал мне знак выйти за ним в прихожую. Там мы поговорили вполголоса. Он, кажется, удивился, застав меня в этом доме, и даже спросил, действительно ли я жена комиссара Мегрэ. Я ему все объяснила.
Ну, ты понимаешь, что я ему сказала... "Это делает вам честь, мадам, проворчал старичок, - ценю ваши чувства, но считаю своим долгом предупредить вас... Не скажу, конечно, что у мадам Лоньон железное здоровье, но смею вас уверить, никаких серьезных болезней у нее нет... Вот уже десять лет я ее "лечу"... И не я один... Время от времени она вызывает кого-нибудь из моих коллег, требуя во что бы то ни стало угрожающего диагноза. А когда я рекомендую ей проконсультироваться с психиатром или невропатологом, она возмущается, кричит, что не сумасшедшая и что я ничего не смыслю в болезнях...
Кто ее знает, быть может, она, как и многие истерички, ненавидит мужа. Не может простить ему, что он остался участковым инспектором, и подсознательно мстит ему на свой лад: притворяется больной, заставляет его ухаживать за ней и заниматься хозяйством. Одним словом, не дает ему житья. То, что вы пришли к ней утром, - это понятно. Но смотрите, если вы и дальше будете ей потакать, то так легко потом от нее не избавитесь!" Ну и вот, когда доктор ушел, я тут же позвонила в клинику, а ей сказала, что Лоньону значительно лучше. Конечно, я перехватила немного, но греха тут нет, ведь жалеет-то она только себя, а не мужа...
Принесли сосиски с жареной картошкой и омара под майонезом. Мегрэ налил вина в бокалы.
- А когда ты позвонил, я ей сказала, что должна уйти на часок-другой. Она сразу надулась: "Конечно, муж требует! Все они такие!" И вдруг выпалила ни с того ни с сего: "Если овдовею - придется переезжать. Эта квартира мне будет не по средствам. А я здесь двадцать пять лет прожила!"
- Послушай, не намекала ли она на то, что у Лоньона есть другая женщина?
- спросил Мегрэ.
- Нет, сказала только, что у полицейских отвратительная работа, приходится иметь дело со всякими подонками, даже с проститутками.
..
- А ты не попыталась выяснить у нее, не изменился ли Лоньон за последнее время?
- Как же, спросила. А она в ответ: "С тех пор как я вышла замуж за него, он чуть ли не каждую неделю заводит разговор о том, что вот-вот раскроет большое дело и прогремит на весь Париж. Тогда-то начальство оценит его по заслугам, и он пойдет вверх. Сначала я, как дура, верила и радовалась, но кончалось всегда тем, что дело уплывало из-под рук или успех приписывали кому-нибудь другому".
Уже давно Мегрэ не видел жену в таком возбужденном состоянии.
- Я сразу поняла по ее глазам, что она имеет в виду тебя, и еще она жаловалась, что в последнее время его посылали вне очереди на ночные дежурства. Это верно?
- Да. Но по его же просьбе.
- Ей-то он ничего об этом не говорил. А вот с неделю назад сказал, что скоро она кое о чем узнает из газет и что теперь-то его фотография наверняка попадет на первые полосы.
- А она не пыталась расспросить его поподробней?
- По-моему, она ему просто не поверила. Постой! Вот еще что. Рассказывая об этом, он как-то добавил: "Внешность обманчива. Если бы можно было видеть сквозь стены, мы не поверили бы своим глазам". Мне запомнилась эта фраза.
Беседу прервал хозяин ресторана. Поздоровавшись, он предложил ликер к кофе. Когда они опять остались вдвоем, мадам Мегрэ нерешительно спросила мужа:
- Пригодится это тебе?
Комиссар сидел молча, раскуривая трубку. У него вдруг мелькнула смутная догадка.
- Ну, что ты молчишь?
- Да! Как знать, может быть, это перевернет весь ход следствия.
Она бросила на него благодарный, хотя и недоверчивый взгляд.
Не раз потом вспоминала она этот чудесный обед у "Маньера".
ЛЮБОВНЫЕ ТАЙНЫ МАРИНЕТТЫ
Мегрэ посмотрел в окно. Дождь постепенно ослабевал, словно израсходовав всю свою силу за утро, когда он то и дело принимался лить как из ведра, внезапно обрушивая на прохожих хлещущие косые струи. Пора было идти, но Мегрэ не торопился - ему хотелось еще немного продлить этот необычайный праздничный обед.
Видел бы их Лоньон; он бы не упустил случая еще раз излить желчь: "Я корчусь от боли на больничной койке, а они сидят у "Маньера", воркуют на старости лет, как голуби, и судачат о моей несчастной жене: уж и склочница-то она и в голове у нее не все в порядке..."
- Ты к себе на работу?
- Сначала на авеню Жюно. А ты?
- Боюсь, если я не пойду к ней, она будет говорить всем и каждому, что вот, мол, ее муж умирает, до конца выполнив свой долг, а ты палец о палец для нее не ударил.
Около дома Маринетты дежурил теперь одинокий полицейский. Пятно крови все еще виднелось на тротуаре. Некоторые прохожие останавливались здесь ненадолго, но тут же шли дальше. Исчезли и журналисты.
- Что нового?
- Ничего, господин комиссар. Угомонились. В швейцарской супруги Соже сидели за столом.
Ночной портье "Паласа" был все в том же ужасном халате и по-прежнему небрит.
- Сидите, сидите... Я на минутку поднимусь на четвертый этаж. А к вам у меня только пара вопросов... Надо полагать, у мадемуазель Ожье не было машины?
- Два года назад она купила мотороллер, но месяца через два чуть не наехала на кого-то и тут же продала свою игрушку.