Ополоснула лицо, расчесала волосы - благо стесняться некого.
Все небо покрылось звездами. Пелагия как взглянула вверх, так и застыла.
Петушок был тут как тут. Вскочил на колодезный сруб, тоже задрал голову. Может, ему показалось, что по небу рассыпано золотистое пшено. Он перескочил повыше, на колодезный ворот, вытянул шею, но до зернышек все равно не достал. Сердито заквохтал и снова:
- Куккарекууу!!!
Чем привел Пелагию в недоумение. В каком это смысле он кукарекал? По своим петушьим часам или просто так, от досады? Можно этот крик засчитать как "навтора" или нельзя?
Но в других дворах тоже закричали кочеты.
Значит, пора.
***
Пока пересекала луг, луна зашла. Сделалось совсем темно, как и положено перед рассветом.
Тропинка еле серела во мраке, а каждый шаг отдавался гулом. Сначала монахине даже показалось, что сзади кто-то идет, но потом сообразила - эхо. Она и не знала, что эхо бывает на открытом пространстве. Может быть, от особенной прозрачности воздуха?
Посередине луга обнаружилось, что петух увязался за своей новой знакомой. Прискакивал сзади, похлопывал крыльями. "Ах, какой отчаянный, - пожурила его монашка. - Вертопрах! Бросил и семейство, и жилище ради первой же юбки".
Пошикала на него, помахала руками: иди, мол, возвращайся. Но Петя-Петушок не послушался.
Ладно, решила она, пускай себе. Захочет - дорогу найдет.
***
Дурка ждала у мельницы.
- Вот, видишь, я с кавалером, - сказала ей Пелагия. - Привязался. Гнала его, гнала...
- Глянулась ты яму. Таперь не отстанет. Они, красные, жуть какие цепучие. Ну чаво, пойдем на Камень иль как?
- Пойдем.
Лучше бы, конечно, наведаться туда днем, подумала Пелагия. Но днем могут заметить, а это ни к чему. Какая разница, день или ночь - все равно в пещере темно.
- Карасиновая? - уважительно кивнула девочка на лампу, что несла в руке монахиня.
- Да, на керосине. В городе сейчас все такие. А на улицах газовые фонари. Я тебе обязательно покажу.
Через речку перебрались по камням: впереди Дурка, Пелагия за ней, подняв рукой подол. Петушок прыгал сзади.
Потом довольно долго шли кустарником - пожалуй, с версту. А там начались и утесы. - Девочка шла быстро, уверенно. Монахиня еле за ней поспевала.
И опять, как в Лесу, у Пелагии возникло ощущение, что ночной мир на нее смотрит, причем не спереди, в глаза, а по-воровски - в спину.
Даже оглянулась и, конечно, заметила сзади шевеление каких-то теней, но испугаться себе не позволила. Если ночных теней пугаться, то как же в пещеру лезть? Вот где будет по-настоящему страшно.
Еще, может, и не полезу, дрогнула Пелагия.
Посмотрю, где она, и довольно.
"А зачем смотреть? - спросила она себя. - На что тебе вообще понадобилась эта пещера?"
Не нашлась, что ответить, потому что никакого рационального ответа не было. И все же знала, пускай и не понимая резона, что взглянуть на место, где Дурка обнаружила пророка Мануила, нужно.
Сергей Сергеевич, раз нерационально, не стал бы.
Но ведь он мужчина, они устроены по-другому.
- Вон Чертов Камень, - остановилась девочка, показывая пальцем на темный горб, отвесно поднимавшийся кверху. - Нето повернем?
- Веди к пещере, - велела Пелагия и стиснула зубы, чтоб не заклацали.
Место и вправду было недоброе. Тут и днем, наверное, брала жуть - от тесно сдвинувшихся скал, от абсолютной, звенящей тишины. Ночью же и подавно.
Но Дурка, кажется, совсем не боялась. Должно быть, воспоминание о Мануиле окрашивало для нее этот зловещий ландшафт в иные, вовсе не страшные цвета.
- В череву часто наведываешься? - спросила Пелагия.
- Нутрь ни разочка не лазала. А к Чертову Камню бегаю.
- Почему же внутрь не идешь?
Девочка дернула плечом:
- Так.
Не захотела объяснить.
Петя-Петушок, кажется, тоже чувствовал себя отлично. Вскочил на большой камень, бодро растопырил крылья.
"Выходит, тут одна я трусиха?" - упрекнула себя Пелагия и попросила:
- Ну, где? Показывай.
Вход в пещеру оказался в заросшей кустами расщелине, которая вонзалась в скалу узким клином.
- Бона, - показала Дурка, раздвигая ветки.
Сквозь предрассветные сумерки чернело узкое отверстие. Высотой аршина полтора - чтоб войти, нужно согнуться.
- Полезешь? - уважительно спросила Дурка.
Петух прошмыгнул у ней между ног. С любопытством посмотрел на дыру, скакнул вперед и исчез.
- Конечно, полезу. А ты?
- Не, мне не можно.
- Здесь подождешь?
Дурка помотала головой:
- Бегти надо. Федюшка-пастух скоро стадо погонит. Да ты, тетенька, не робей. Толь далеко не уходи. Кто ее знает, череву-то... Обратко в деревню пойдешь - тропки держись. Ну, пакедочки.
Развернулась и помчалась назад, только белые икры засверкали.
Пелагия перекрестилась, вытянула вперед руку с фонарем. Полезла.
Дурка бежала легко, воздушно, и казалось ей, что она не бежит, а летит над белесой рассветной дымкой, что стелилась по-над землей. Даже руки в стороны раскинула, как птица-журавль.
Чтоб поспеть к выгону, нужно бы еще и быстрей припустить, не то настегает Федюшка по сидельному месту.
"Ничаво, ничаво", - шептала Дурка, несясь меж утесов. Так ловчей бежалось, если повторять: ни-ча-во, ни-ча-во.
Уже прикидывала: до кустарника добежит, а там задохнется, придется до речки шагом. Там можно сызнова запустить, по лугу-то. Поспеть бы только - вон уж почти совсем светло.
Но задохнуться она не успела, потому что убежала от Чертова Камня недалеко, шагов на полета.
Там, где тропинка прижималась к самому обрыву, от скалы навстречу бегущей качнулась большая черная тень.
- Аману... - хотела позвать Дурка, но не договорила.
Что-то хищно свистнуло, рассекая воздух.
Раздался короткий костяной хруст.
И стало тихо.
В пещере
Надо сказать, что, решившись проникнуть в черное отверстие, сестра Пелагия преодолела не обычную женскую опасливость, которой в чернице, пожалуй, почти и не было (во всяком случае, любопытство неизменно одерживало в ней решительную победу над робостью, даже и в ситуациях порискованней нынешней). Нет, здесь имелась причина более серьезная.
Дело в том, что с некоторых пор, после одной истории, приключившейся в неотдаленном прошлом, у инокини имелись особые счеты с пещерами. И теперь, от одного ощущения, что со всех сторон теснятся невидимые во мраке каменные стены, а сверху напирает невысокий свод, в душе у Пелагии вострепетал сырой, нерассуждающий ужас.
Протянув руку над головой и не нащупав потолка, она осторожно выпрямилась и заставила себя успокоиться.
Ну что страшного могло быть в этой "череве"?
Хищный зверь?
Непохоже. Если бы медведь или волчья стая облюбовали пещеру себе под жилище, чувствовался бы острый запах.
Летучие мыши?
Для них здесь слишком тесно - как следует крыльями не размахнешься.
В общем, кое-как уговорила себя, успокоила.
Зажгла лампу, посветила во все стороны.
Про тесноту она, оказывается, ошиблась: за узким лазом, пещера раздавалась и вширь, и вверх, так что стен было не видно - тонули в темноте.
На самом краю освещенного круга мелькнула низенькая тень. Это Петя-Петушок исследовал территорию.
"Зачем я сюда все-таки пришла? - спросила себя Пелагия. - Что за надобность?"
Прошла немного вперед, увидела, что в дальнем углу стены и потолок снова сужаются, но пещера там не кончалась, только, кажется, забирала кверху.
Сестра поставила лампу на пол, сама села на выступ.
Стала думать, отчего это судьба ее все в какие-то пещеры загоняет?
Что это вообще за притча такая - подземные ниши? К чему они Господу? В каком смысле задуманы? А что смысл в том есть, и смысл особенный, ясно всякому, кто хоть раз в жизни забредал в мало-мальски глубокую, уединенную пещеру.