Мне так не терпелось стать врачом, что в летние каникулы я работал санитаром в клинике Майкла Риза. Что давало мне неплохой повод не ездить домой. Свою злость я направил на учебники и в результате каким-то чудом попал в Гарвард на медицинский.
— И твоей мечтой, конечно, было спасение женщин от токсемии, — деликатно предположила Тонн.
— И младенцев, — добавил Адам. — Я чувствовал себя умудренным опытом стариком — мне же было целых девятнадцать лет! К учебе я, может, и был подготовлен, но общаться с людьми умел плохо. Особенно с этими лощеными выпускниками престижных вузов — они о такой вещи, как Шаймер, и понятия не имели! Наверное, поэтому моей стихией стала лаборатория.
— Там ты и познакомился с Максом?
Адам кивнул.
— Я наконец обрел отца, которого мог уважать. Я заканчивал ординатуру по акушерству и гинекологии, когда Макс выбил для меня место исследователя. Он учил меня не только иммунологии — он учил меня жизни. Понимаешь, в первый же раз, как он пригласил меня к себе домой на ужин, я понял, что у него с Лиз те самые отношения, которые делают честь любому браку. Лиз — детский психотерапевт. Творит с подростками и детьми настоящие чудеса. Они взяли надо мной шефство. Лиз даже познакомила меня с поздними квартетами Бетховена.
— Ого! Действительно сложная штука.
— Ага. — Адам усмехнулся. — Особенно если не знаешь ранних.
— А дети у них есть? — спросила Тони.
— Нет. Так уж получилось, что я стал им вместо сына.
— Значит, ты тоже смог для них что-то сделать.
— Надеюсь. Если я когда-нибудь и заслужу называться Человеком, то только благодаря их доброте.
— А дальше? — наседала Тони.
— А дальше — твоя очередь рассказывать о себе, — ответил Адам, рассчитывая вызвать ее на откровения.
Но Тони вдруг вспомнила, что опаздывает на работу и что через пятнадцать минут ей надо быть в Министерстве юстиции. «Вечером договорим», — пообещала она. Адаму ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Впрочем, он подозревал, что Тони будет весь день воздвигать свои душевные баррикады.
Он оказался прав. У него было такое чувство, словно он танцевал на костюмированном балу с девушкой, которая так и ушла домой, не снимая маски. Как ни странно, но, даже зная некоторые интимные моменты жизни Тони, Адам был вынужден признать, что, по сути, ничего о ней не знает. Перед отъездом в Бостон он не удержался и сказал ей на прощанье:
— Что ж, Тони, было очень приятно так и не узнать тебя поближе.
Разумеется, уехал Адам только тогда, когда пришли результаты третьего анализа крови. По словам Пенроуза, о таких анализах можно было только мечтать. Они с Адамом пришли к общему мнению, что теперь уже можно смело говорить о положительном результате.
Хартнелл был на седьмом небе. Проговорив целый час со своим бесценным Шкипером, он вызвал на аудиенцию Адама.
— Выслушайте меня, Куперсмит, и выслушайте внимательно. Я обладаю огромным влиянием, а благодаря вашему шефу буду обладать им еще долго. Я перед ним в долгу. Так вот. Скажите мне, молодой человек, чего бы Макс Рудольф хотел больше всего на свете?
Адам приблизился к старику и едва слышно произнес:
— Эти мышки — лишь одно из многих научных достижений Макса. Думаю, он как никто другой достоин Нобелевской премии.
— Это не проблема, — буркнул Босс.
5
Изабель
В Реймонде да Коста снова взыграли бесы. Отправив сына в школу, а жену на работу, он с удвоенной энергией принялся пестовать гений дочери.
Одним из преимуществ его работы на факультете было отсутствие строгого графика.
Одним из преимуществ его работы на факультете было отсутствие строгого графика. От него требовалось обязательное присутствие в определенные часы лабораторных занятий, в остальном же Реймонд был волен планировать свое время сам. При желании налаживать аппаратуру для работы профессоров-физиков он мог хоть по ночам. Для того образа жизни, к которому он теперь перешел, подобная свобода казалась неоценимой.
Он принялся без конца проверять способности Изабель, стараясь определить границы ее интеллекта.
Играя с дочерью в кубики на полу, Рей как-то разместил в ряд шесть красных кубиков, а параллельно выставил три белых.
— Изабель, сколько здесь красных кубиков?
Девочка бойко сосчитала:
— Шесть.
— А белых?
— Три.
— А сколько всего?
Малышка на мгновение задумалась, после чего уверенно ответила:
— Девять.
— Дорогая, я тут кое-какие книги прочел, — сообщил Рей жене, когда она пришла с работы. — Так вот, они пишут, что объединение геометрических объектов разных цветов в одну группу под силу только семилетнему ребенку.
Мюриэл улыбнулась.
— Ты уверен, что ты ее не натаскал?
— Не говори глупостей. Сейчас сама увидишь.
Изабель тем временем играла в гостиной. Отец призвал ее к себе, взял лист бумаги для рисования и написал:
6 + 5 =
Девочка взяла у него листок и тут же приписала: 11.
Реймонд торжествующе взглянул на жену.
— Ну что, — с гордостью произнес он, — у нас, кажется, растет Эйнштейн, а?
— Нет, — поправила Мюриэл, — у нас растет Изабель да Коста.
Поначалу оба радовались незаурядным дарованиям дочери. Только временами Мюриэл испытывала угрызения совести при мысли о милом, ласковом, но таком обыкновенном Питере — его теперь отправляли по утрам в школу, как почтовую посылку.
Теперь, когда господь наградил его действительно одаренным ребенком, Реймонд был исполнен решимости всеми силами поощрять дочь к учебе. Он злился, что Изабель приходится на три часа в день отводить в сад, где с нею занимаются безмозглые воспитательницы. Однако, поскольку жена считала, что ребенку для развития требуются игры со сверстниками, Рей скрепя сердце внес изменения в свой рабочий график и теперь в лабораторию ходил по утрам.
Перечитав Пиаже, Реймонд стал мучиться вопросом, когда его дочь будет в состоянии мыслить абстрактными категориями. Он придумал простейший тест.
— Изабель, смотри, я сейчас выберу число, но тебе его не назову. Пусть это будет «икс».
— Хорошо, — радостно ответила девочка.
Он взял листок бумаги и написал:
x + 5 = 12
x = 12 — 5
x = 7
— Тебе понятно, детка?
— Конечно.
— А теперь я напишу другую тайную формулу: x + 7 = 4 + 11. Чему же равен x?
Девочка чуть подумала и с восторгом объявила:
— Восьми.
Реймонд разинул рот. Малышка не просто продемонстрировала абстрактное мышление, но совершила выдающийся скачок в новой для себя системе координат.
С этого судьбоносного момента жизнь в доме да Коста переменилась. Изабель стала чем-то вроде принцессы из сказки, охраняемой огнедышащим драконом. Реймонд изрыгал языки пламени на всякого, кто осмеливался приблизиться к Изабель с невинной мыслью с ней подружиться.
Мюриэл и сама понимала, что дочь талантлива, но твердо решила, что не даст превратить ее в белую ворону. Она всеми силами пыталась создать для гениальной от природы девочки нормальную среду. И из-за этого у нее постоянно происходили стычки с мужем. Например, стоит ли посылать ее в начальную школу.
— Школа только затормозит ее развитие, — твердил Рей.