– Ничего… зато ты очень красивый. – Вера все еще пыталась отшутиться, но рука уже сама перебирала темные пряди, гладила его по лицу, осторожно прикасаясь к отросшей щетине на подбородке, к вискам, к щекам. Щеки, кстати, были влажными. Только этого не хватало… Ну да, а почему бы и нет – только этого и не хватало, чтобы кто-то высокий, сильный и красивый оказался слабее, чтобы плакал, уткнув голову в ее колени, а она утешала. Вера замерла, испытывая жгучее желание наклониться, отвести волосы от его лица, поцеловать.
Но вместо этого выпрямилась и похлопала по вздрагивающей спине, как большого нервного коня.
– Ну-ну, мой хороший, держи себя в руках. Какая разница, почему ты остался, почему я… Скоро рассветет. Когда мы выйдем отсюда, начнется другая жизнь. Я многое поняла, ты тоже, все теперь будет иначе… Поспи немного, а потом пойдем дальше.
– Эй, красавчик, пора вставать.
Он вздохнул и открыл глаза.
– Время совершать подвиги. Пошли, а то всех принцесс спасут без тебя.
– Куда пойдем?
– В лучших традициях – на восток. Вооон в ту степь…
Как это назвать – то, что между ними случилось? «Любовь» – хорошее слово, нарядное. Слово, покрывающее все – похоть, измену, слабость, трусость. И ничего не объясняющее. «Секс» тоже хорошее слово, модное, убедительное и несентиментальное. «Взаимопонимание» тоже ничего, ооочень интеллигентно звучит. Духовное родство, страсть, дружба – что там еще? С три короба можно наврать, а правды все равно не будет. Правда, она поди назови в чем: в русых волосах на просвет, в длинных легких руках, которые несут, несут, да все никак не донесут до твоих губ четыре красные земляничины, в молчании… В молчании очень много правды, это да. Вот и домолчался, когда не просто между бабами, между жизнью и смертью выбирать пришлось.
Машка коршуном следила, как бы он не переспал с кем на стороне. Ей в голову не могло прийти, что можно вот так, не касаясь даже, одними глазами… Полгода они одними глазами танцевали: он посмотрит, она отвернется, она искоса глянет, он в упор. Как малолетки, честное слово. Только огонь в этих гляделках был не детский. Потому что однажды досмотрелись – встретились на улице, она подошла, узкую ладонь в его руку вложила и повела. Кажется, до сих пор ведет.
И постель была, не ангелы же. Он ее хотел, она его – горела вся, так хотела. Прозрачная-прозрачная, а любви требовала много, сколько часов урывали друг для друга, столько и не отпускала, обнимала и руками, и ногами, и чем еще женщина может мужика обнять…
Даже сейчас в жар бросало, когда вспоминал. А нужно бы, между прочим, головой подумать, а не чем обычно. Где он вообще? Сколько часов уже тут пробегал, а без толку.
Тимофей огляделся. Метрах в ста маячила конструкция, мертвый автомобильный кран со стрелой, торчащей в небо, как то, что у него щас вместо мозгов. Надо залезть повыше и попытаться окрестности разглядеть, вон и луна разошлась, платье светлое, к примеру, заметить можно. Тут же испугался – неужто сделал он свой выбор? Ради новой бабы родную жену готов на смерть отправить? Тоска, было отступившая, снова вернулась, и он прибавил шагу, почти побежал.
Обычный камазовский кран с восьмиметровой стрелой, насмерть заклинившей под углом градусов в семьдесят. Риску особого не было в том, чтобы подняться по лесенке и посмотреть, че как в округе. Тимофей полез, не спеша, пробуя ржавые поручни на прочность. Вроде нормально…
Ничего особенного он не увидел. Края поля терялись в темноте, на западе маячило невнятное строение, чуть левее вроде блеснуло что-то и пропало. Тимофей невольно дернулся, пытаясь разглядеть, что там, привстал и потерял равновесие. Ухватился за лесенку, но она подвела – заскрипела, и кусок металла остался в руке.
Ухватился за лесенку, но она подвела – заскрипела, и кусок металла остался в руке. Тимофей почувствовал, что падает. «Вот и не надо выбирать!» – подумалось глупо. И вдруг боковым зрением заметил внизу светлую тень. «Ташка», – крикнул он, прежде чем земля вышибла воздух из его легких. Теряя сознание, увидел, как сверху на него рушится секция стрелы…
Наташа, до того шедшая чуть сзади, оттолкнула спутника и побежала.
– Тим! Тимочка!
«Странно, – подумал Нестор, – она же говорила, мужа Лешей зовут. Неужели из-за чужого так убивается? Добрая…»
– Осторожней, пока и тебя не прибило… Да не реви, тут высота плевая, может, и не сломал ничего, оглушило просто.
Он осторожно высвободил мужика из-под обломков и оттащил в сторону. Наташа поскуливала рядом.
Тимофей открыл глаза и увидел ее. «Вот и выбрал», – подумал снова, но никаких угрызений совести не почувствовал – все чувства вытеснила острая боль в правой руке и глухое гудение в голове. Над ним склонился рыжий парень в майке с дурацкой надписью, плеснул в лицо воды.
– Тронешь ее – убью, – сказал Тимофей.
– Ну очень грозный чувак. Пошевелись аккуратно – спина-то цела?
Тимофей попытался сесть, вроде получилось. Спина гнулась, ноги двигались, только в правой руке жгло.
– Давай посмотрю.
Таша осторожно сняла с него рубашку, а Нестор ощупал плечо.
– Везунчик ты, мужик, перелома вроде нет.
– Точно? Вон опухло как!
– Не боись, Наталья, я на тренировках знаешь сколько травм перевидал… Но повязка не помешает.
– Таша, кто это? – Тимофей все пытался понять, что происходит.
Она не ответила, встала и решительно рванула подол платья, ставшего из бежевого грязно-серым.
– Дай помогу. – Нестор помог оторвать полосу ткани, стараясь не особенно таращиться на ее ноги. – А ты, мужик, не дергайся, сейчас она тебе все расскажет, пока я повязку наложу.
– Как ты, Тим? – в сотый раз спросила она.
– А про Лешу узнать не хочешь? – не выдержал Нестор. – Леша твой тоже где-то тут скачет, может, встретились они?
– Нет, – устало ответил Тимофей, – ни Лешки, ни Машки я не видел.
Наташа ничего не сказала, посмотрела молча. Нестор смутился. «Тоже мне, судья выискался. Хотя, конечно, да…»
– Ладно, мужик…
– Тимофей.
– Тимофей, ты встать можешь? Вон уже небо посветлело, двигать надо, народ искать и выводить.
– Куда двигать-то?
– Да хоть туда, к востоку.
Подал руку, и Тимофей поднялся, утвердился на ногах. Все тело тупо ныло, но идти он определенно мог. Таша посмотрела на парня:
– Не надо, я сама помогу.
– Ну сама так сама, – криво улыбнулся Нестор.
Она обхватила Тимофея за талию, он положил здоровую руку ей на плечи – чисто раненый боец с санитаркой. Нестор заподозрил, что они больше для радости обнимаются, чем для поддержки. Махнул рукой и, не оглядываясь, пошел туда, где небо становилось все светлее.
Обшарпанная «Газель», кабина синяя, целая совсем. Стекла только выбиты, а из окошка, где пассажирское сиденье, рука свешивается. Человека не видно, наверно, на сиденье откинулся, одна рука. Не детская, мужская почти, с широким серебряным кольцом на большом пальце (внутри там надпись «спаси и сохрани» – купила ему однажды в церковной лавке. Он его не носил, говорил, фигня, а месяц назад вдруг надел).