Рэндалл предложил переночевать в этой хижине: день выдался жаркий, значит, и ночь будет теплой! Более осмотрительный Эдвард заметил, что избушка чужая, у нее есть хозяин, к тому же, вероятно, она заперта, кто-нибудь может прийти туда в любой момент, хотя за все это время они не заметили, чтобы кто-нибудь входил или выходил из домика. Рэндалл напомнил, что до ближайшего жилья несколько миль, понадобится уйма времени, чтобы дотащить велосипеды до основной дороги, а он страшно устал. До хижины же добраться ничего не стоит, и в любом случае это будет приключение. Чтобы сделать брату приятное, Эдвард в конце концов согласился, и они, прихватив рюкзаки, отвязав велосипеды и толкая их вверх по осыпающемуся склону, стали карабкаться к узенькой дороге. Достигнув ее, мальчики увидели тропу, которая, по их мнению, вела прямо к домику. Они оставили велосипеды, приковав их цепями и укрыв чехлами, в кювете и, надев рюкзаки, не без труда взобрались по довольно крутому холму, который оказался выше, чем представлялось снизу. Как выяснилось, чтобы подойти к хижине, нужно было еще пересечь луг и пролезть под колючей проволокой.
Здесь они остановились и заспорили. Эдвард утверждал, что смешно лазать под проволокой, вот-вот наступит вечер, нужно ехать дальше. Разумеется, они скоро доберутся до какой-нибудь гостиницы и отдохнут там, как делали раньше. Однако ему пришлось уступить слезным мольбам Рэндалла хотя бы подойти к домику поближе, а уж там…
Когда они очень осторожно наконец добрались до места, обессилено волоча рюкзаки по высокой траве, солнце уже опускалось за горы по другую сторону хижины. Стоя, чтобы отдышаться, у двери, они прислушались. В хижине было тихо. Мальчики осторожно толкнули дверь, которая, к их восторгу, оказалась незапертой, и вошли. Домик состоял из одной маленькой пустой комнаты. Перед очагом, над которым имелся дымоход, не замеченный ими снизу, были сложены дрова. Все здесь было деревянное — пол, стены, крыша, — очень чистое и аккуратное, и стоял приятный запах дерева. Кто бы здесь ни жил, а вернее, кто бы ни наезжал сюда время от времени, человек этот, решили мальчики, старательный, чистоплотный и наверняка предусмотрительный.
В домике становилось темновато, и Рэндалл предложил развести огонь в очаге, но Эдвард запретил. Незачем привлекать к себе внимание в том случае, разумеется, если они все же здесь остаются. Тогда Рэндалл, заметивший за очагом небольшую коробку со свечами, стал настаивать, чтобы они зажгли одну. «Если мы не можем развести огонь в доме, который, пусть на одну ночь, стал нашим, — заявил он, — то должны по крайней мере зажечь свечу, чтобы отпраздновать этот день, после чего можно и спать ложиться». За целый день домик хорошо прогрелся на солнце, в нем было тепло. Эдвард по-прежнему опасался здесь оставаться, но был покорен по-детски непосредственным восторгом брата. Они начали распаковывать вещи, и тут Рэндалл заметил, что некоторые вещи из его рюкзака, а также недопитая бутылка вина, которую он поставил в отдельную сумку, остались на берегу! Эдвард сказал, что это ерунда, пусть все там остается до утра, но Рэндалл настаивал: они должны допить вино при свечах, это будет очень романтично, к тому же прилив может испортить вещи, оставленные на берегу. Он сказал, что вмиг слетает и все принесет, а брат может оставаться здесь и зажечь свечи. Эдвард, которому очень хотелось остаться, колебался. Наконец он решил, что должен идти вместе с Рэндаллом, чтобы тот не заблудился в темноте, не упал и не зацепился за проволоку. И в наступивших сумерках они пустились в обратный путь — вниз, к морю.
Солнце должно было вот-вот зайти за горизонт, и безоблачное небо стало темно-синим. Теперь на нем тускло светила почти полная луна. Рэндалл заметил, что прежде ее не было видно. Поднялся ветер. «Ну и промерзнем мы в этой избушке сегодня ночью», — подумал Эдвард, но ничего не сказал брату. Под проволокой они пролезли вполне благополучно, миновали невидимые в темноте велосипеды и, перейдя дорогу, побежали вниз, к морю, навстречу странным, мощным, ритмично накатывавшим звукам: это огромные волны разбивались о прибрежные камни.
Под проволокой они пролезли вполне благополучно, миновали невидимые в темноте велосипеды и, перейдя дорогу, побежали вниз, к морю, навстречу странным, мощным, ритмично накатывавшим звукам: это огромные волны разбивались о прибрежные камни. Немного поблуждав, они нашли сумку. Эдвард поднял ее. Ветер становился все сильнее. Рэндалл устремился к морю. В наступившей темноте шипение перемалывающих камни волн казалось еще более громким. Эдвард медленно пошел за братом и, приблизившись, увидел, что тот раздевается. Эдвард испугался:
— Нет, Рэндалл, больше никаких купаний, стало темно и…
Рэндалл, уже обнаженный, стоял на высокой галечной насыпи и смотрел, как внизу обрушивающиеся волны подтачивают и размывают подвижную каменную стену. В рассеянном лунном свете бледно светилось его обнаженное тело.
— Купание при луне! — закричал он. — Ты должен! Ну давай же, вода наверняка теплая…
Он начал спускаться по крутой оползающей насыпи, стараясь сохранять равновесие. Вот он исчез в набежавшей волне, потом вынырнул чуть дальше, барахтаясь в белой пене и помахивая рукой Эдварду.
— Эй, выходи немедленно, слышишь! — закричал Эдвард.
Его пугали течение, ветер, мрачная сила волн, которые стали еще свирепее и выше, ревели громче, заворачивались, подкатывая к берегу гигантскими арками, с оглушающим треском в порыве саморазрушения бросались на осыпающуюся стену, и каждая, отступая и теряя силу, утаскивала за собой тарахтящую массу песка и камней. Еще с минуту он стоял, всматриваясь в темную воду и крича Рэндаллу, чтобы тот поскорее выходил. Ему казалось, что он видит брата там, вдали. «Я должен поплыть за ним, — думал он, — мой долг заботиться о нем. Боже мой, это какое-то безумие». Он скинул куртку, брюки и туфли, попробовал идти, нащупывая ступней дорогу, но упал и покатился по подвижному каменно-песчаному склону, а через несколько секунд вода мощно ударила ему в ноги, и в следующий миг он понял, что плывет.
Здесь, внизу, вода бурлила и пенилась, то накатывая, то отступая, тащила за собой назад, засасывала в глубину, набрасывалась, словно зверь, а то вдруг закручивалась водоворотом — волны сражались друг с другом. Плавать каким бы то ни было обычным способом было невозможно. Эдвард, стоявший в воде почти вертикально и старавшийся работать ногами как положено, глотал воду и пытался грести, но единственное, что ему удавалось, это худо-бедно держать голову на поверхности. Выбиваясь из сил, он упорно пытался плыть туда, где заметил Рэндалла: ему показалось, что тот мелькнул в темном хаосе волн. Но высоченная тяжелая стена мчащейся с бешеной скоростью бурлящей воды грозно раз за разом обрушивалась на него, не давая продвинуться ни на шаг. Захлебываясь, он не переставал звать брата. И вдруг Рэндалл возник рядом. Беспомощно барахтаясь и то ли вслух, то ли про себя повторяя: «Слава богу, слава богу!», Эдвард попытался поймать его руку. Ему показалось, он услышал, как Рэндалл произнес: «Не могу выбраться». «Господи, как же ему страшно, — подумал Эдвард, — и мне тоже». Ухватив брата за запястье, он продолжал не то чтобы плыть, но кое-как двигаться, молотя по воде свободной рукой. Однако, рухнув в бездну меж двух пенных гребней, отчаянно дергая головой, чтобы держать ее над водой, и захлебываясь, он окончательно перестал ориентироваться. Рэндалл не то выдергивал руку, не то его оттаскивало от Эдварда течением. Колотя ногами, словно безумный, Эдвард вдруг заметил нечто, что могло оказаться берегом: там волны обо что-то разбивались. В некоем внезапном озарении он подумал, что волна сознательно подняла его высоковысоко. Лунный свет стал гораздо ярче.
Эдварда сверлила одна мысль: «Я не должен его отпускать, но что, если, держа за руку, я топлю его?» Он повернул голову и увидел искаженное ужасом лицо брата, тот отчаянно хватал ртом воздух.