Эти симптомы указывают на то, что покойный получил сильный удар по голове, и я специально пошел к вдове Лу, чтобы расспросить ее о подробностях смерти Лу Мина. Но она стала кричать, что я тревожу прах ее покойного мужа, и выгнала меня. Я решился пойти в управу, но судья прямо сказал, что согласен с заключением Квана и не видит надобности во вскрытии. На этом все и кончилось.
– Вы разговаривали с самим Кваном? – спросил судья.
– Я пытался несколько раз, но он избегал меня. Тогда по городу ходили слухи, что Кван занимается черной магией. Кван уехал вместе с волной беженцев на юг, и больше здесь о нем не слышали.
Судья задумчиво поглаживал бороду.
– Действительно, весьма любопытная история! Интересно, остались ли тут еще колдуны? Вообще‑то по закону за колдовство полагается смертная казнь.
Го пожал плечами.
– Многие жители Бэйчжоу имеют татарское происхождение, – ответил он, – и кое‑кто считает себя знатоком древних секретов колдовства. У нас говорят, что татары способны убивать врагов, сжигая или разрывая их изображения; некоторые верят, что они продлевают свою жизнь, вступая в связь с оборотнями или злыми демонами… По мне, все это невежество и суеверия, но Лань когда‑то изучал эти поверья и говорил мне, что в них есть и доля правды.
– Еще Конфуций учил людей не стараться постигнуть неизвестное с помощью черной магии, – отмахнулся судья Ди. – Удивительно, что такой мудрый человек, как Лань Дао‑гуй, тратил время на глупости.
– Он был человеком широких интересов, – ответил Го, слегка задетый тоном судьи.
– Что ж, – сказал судья, – я рад, что вы рассказали мне эту историю. Я, пожалуй, вызову вдову Лу в суд и сам расспрошу ее о смерти ее мужа.
Судья Ди придвинул к себе бумаги, и горбун торопливо поклонился и вышел.
Едва за Го закрылась дверь, судья Ди отшвырнул бумаги, скрестил руки на груди и попытался сосредоточиться и привести мысли в порядок. Посидев так несколько минут, он встал, переоделся в охотничью одежду. Небольшая верховая прогулка поможет ему вновь привести мозг в рабочее состояние. Он приказал, чтобы ему подали лошадь, вскочил в седло и выехал на улицу.
Судья несколько раз объехал старое войсковое поле, после чего выехал на главную улицу города и поскакал к северным вратам. Выехав из города, судья осадил коня. Он ехал через широкое, пустынное поле к Лекарскому Холму. Судья взглянул на небо; оно было затянуто тучами, и все предвещало очередной снегопад.
Справа от дороги лежали два больших камня. Судья знал, что сразу за ними начинается проселок, ведущий к Лекарскому Холму. Судья свернул и поехал по этому проселку, пока он не превратился в узенькую тропинку, по которой можно только идти. Тогда судья спешился, потрепал коня по холке, привязал его к дереву и дальше пошел пешком.
У самого подъема судья остановился, заметив следы маленьких ног. Он постоял в нерешительности, раздумывая, стоит ли подняться или лучше повернуть обратно, но в конце концов тряхнул головой и стал подниматься наверх.
На вершине холма росло единственное дерево – слива, сейчас занесенная снегом. Сквозь снежный слой посверкивали маленькие красные плоды.
Около деревянной ограды судья Ди увидел закутанную в плащ женщину. Она пригнулась низко‑низко к земле и выкапывала что‑то в снегу маленькой лопаткой и складывала в корзинку. Заслышав шаги, женщина порывисто встала и обернулась. Судья узнал госпожу Го. Она положила лопатку и корзину на снег и низко поклонилась.
– Вы собираете лунную траву? – заговорил судья Ди.
Она кивнула.
– Да, ваша честь.
Она кивнула.
– Да, ваша честь. Но здесь ее немного. Вот все, что мне удалось собрать, – улыбнулась госпожа Го и показала на корзинку, где лежали несколько связок травы.
– Я пришел сюда, чтобы развеяться и привести в порядок мысли, – признался судья. – Убийство Ланя висит надо мной, словно камень.
Лицо госпожи Го мгновенно изменилось, из приветливого став мрачным.
– Это в голове не укладывается, – тихо сказала она. – Он был таким сильным…
– Яд убивает даже сильнейших из людей, – сухо сказал судья. – Однако я нашел след, который ведет к убийце.
– Но кто же он? – еле слышно спросила женщина. Глаза ее расширились.
– Я не сказал, что убийца – мужчина.
Госпожа Го провела рукой по лбу.
– Но как же? – недоуменно спросила она. – Я хорошо знала господина Ланя, ведь он был другом моего мужа. Он был бесконечно благороден и добр ко всем, но к женщинам он относился… немного не так, как к мужчинам. Это ясно чувствовалось.
– Что вы имеете в виду?
– Видите ли… – Госпожа Го с трудом подыскивала слова. – Он был… Он, казалось, не понимал, что такое женщина. – Она вспыхнула и низко опустила голову.
У судьи закружилась голова.
Он подошел к ограде и взглянул вниз, но тут же отпрянул назад.
Под холмом были сплошные камни, покрытые снегом. В его ушах звучали слова госпожи Го: «Он не понимал, что такое женщина». Не понимал?.. Судья резко обернулся.
– Госпожа Го, а кто ухаживает за кошками в вашем доме – вы или ваш муж?
– Мы оба, ваша честь. Мой муж не может пройти мимо больного животного. Он приносит их домой, и я выхаживаю их. Сейчас у нас семь кошек, взрослых и маленьких.
Судья кивнул, погруженный в свои мысли.
– Как красиво должно быть это дерево, – вдруг сказал он, глядя на заснеженную сливу, – как красиво должно быть это дерево весной, когда оно в цвету!
– Да, – согласилась госпожа Го. – Оно может зацвести в любой день… Помните эти стихи? «И, раскрыв окно, увидишь белых лепестков круженье и услышишь, как упали лепестки на белый снег…»
– Да, что‑то припоминаю, – сказал судья. Стихи он знал, но сейчас не хотел о них говорить. – Что ж, госпожа Го, мне пора. Прощайте!
Она снова поклонилась. Судья Ди, не оглядываясь, спустился вниз.
За ужином судья еще раз прокрутил в голове свою беседу с лекарем и, когда слуга принес чай, велел ему позвать старосту. Судья распорядился, чтобы в суд вызвали вдову Лу, хозяйку магазина тканей.
После ухода старосты судья вновь задумался. Сейчас ему казалось, что ворошить прошлое и копаться в смерти Лу Мина тогда, когда в суде висят два нераскрытых убийства, по меньшей мере глупо. Но судья не мог не думать о том, что рассказал ему Го, и мысли эти не давали ему сосредоточиться на текущих делах.
Судья прилег на кушетку, но заснуть ему не удалось. Он попытался припомнить стихи, о которых говорила госпожа Го, – «Зимний вечер в замке». Их написал поэт, живший около двухсот лет назад.
Одинока и печальна
птица в зимнем поднебесье,
Сердцу тоже одиноко,
сердце скорбное молчит.
Из глубин пережитого
что‑то темное восходит,
Свет из прошлого уходит,
остается лишь тоска.
Но, согретая надеждой,
слива зацветет зимою,
И израненное сердце
обретет былую жизнь.
И, раскрыв окно, увидишь
белых лепестков круженье,
И услышишь, как упали
лепестки на белый снег.