Она много думала о своем муже, ваша честь, и сейчас хочет попросить у него прощения, чтобы облегчить совесть перед смертью и искупить хоть часть своей вины.
Судья задумался.
– Что ж, – сказал он, – цель закона – восстановить нарушенный порядок и исправлять нанесенный ущерб. Раз ее раскаяние может хоть немного утешить Баня, ее просьба будет удовлетворена.
– И еще… Я положила вдове Лу компрессы с разными мазями, и ее раны скоро заживут. Но все же…
Ее голос прервался. Судья Ди ободряюще кивнул ей головой, и тогда она продолжила:
– Ваша честь, она очень слаба физически и держится на ногах только благодаря своей потрясающей силе воли. Но я боюсь, что второй порки ей не вынести.
– Хорошо, я это учту, – сухо ответил судья.
Госпожа Го низко склонила голову и, помолчав немного, сказала:
– Она все время молчала, и я решилась спросить, что сейчас с ее дочкой. Она ответила, что пока о ней позаботятся соседи, но что ее саму должны в ближайшее время отпустить, и тогда она вернется и заберет девочку. Но я подумала, ваша честь, что лучше мне самой сходить к ней и, если ей там плохо, привести ее к нам.
– Заберите ее в любом случае, – сказал судья Ди. – Заодно посмотрите, нет ли среди одежды Лу черного татарского кафтана или какой‑нибудь другой черной одежды, которая похожа на кафтан. Такие вещи только женщина может определить.
Госпожа Го улыбнулась и почтительно наклонила голову. Судье вдруг захотелось спросить у нее, не знает ли она что‑нибудь о связи между вдовой Лу и Ланем, но он тут же одернул себя. Достаточно того, что он обсуждает с женщиной судебные дела! И вместо этого судья спросил, как чувствует себя Чжу Да‑юань.
– Мой муж побеседовал с ним и осмотрел его. Он считает, что Чжу окончательно повредился в рассудке.
Судья вздохнул; госпожа Го попросила позволения удалиться и вышла.
На вечернее заседание суда собралось гораздо меньше народу, чем в прошлый раз. Судья Ди начал с того, что зачитал вслух правила поведения для военных приставов, и добавил, что со следующего дня по всему городу будут развешаны листки с текстом этих правил. Когда с этим было покончено, судья приказал старосте приставов ввести в зал вдову Лу.
Ее ввели; судья заметил, что даже в тюрьме она продолжает следить за собой – ее волосы были тщательно заплетены в косу, одежда была свежей и чистой. Она по‑прежнему держалась прямо, несмотря на то, что плечи у нее болели и кровоточили. Прежде чем преклонить колени, вдова метнула быстрый взгляд в зал и была явно разочарована тем, что людей сегодня так мало.
– Женщина, – сказал судья Ди, – вчера ты говорила оскорбления в адрес суда. Но я вижу, что ты достаточно умна, и надеюсь, что сегодня ты будешь правдиво отвечать на вопросы, действуя в интересах суда и в собственных.
– С вашего позволения, я не имею привычки лгать, – бесстрастно отвечала вдова.
– Правда ли, что у тебя, кроме имени, есть прозвище Котенок?
– Ваша честь, вы насмехаетесь надо мной?
– Здесь вопросы задаю я, – сдержанно сказал судья. – Отвечай!
Вдова Лу презрительно передернула плечами, но тут же ее лицо исказилось от боли, и, глотнув воздуху, она просто ответила:
– Да, мой отец в детстве прозвал меня Котенком.
Судья кивнул.
– Называл ли тебя так твой покойный муж?
В глазах вдовы сверкнул огонек.
– Нет! – воскликнула она.
– Надевала ли ты когда‑нибудь черные одежды, какие носят татары?
– Ваша честь, вы оскорбляете меня! Разве пристало честной женщине переодеваться в мужское платье?
– Однако среди твоих вещей нашли татарский кафтан, – сказал судья и заметил, как напряглась вдова при этих словах.
– Ваша честь, – после небольшой паузы заговорила она, – у меня дома действительно хранился татарский кафтан. Когда‑то давно его оставил у меня мой двоюродный брат, который жил у варваров.
– Сейчас тебя снова отведут в тюрьму, – сказал судья, – но позднее я вызову тебя на допрос.
Вдову увели. Судья зачитал новое постановление, изменяющее существующий закон о наследовании. Пока он читал, в зал прибывал народ: люди как‑то узнали, что в суде снова допрашивают вдову Лу, и пришли послушать.
Староста приставов провел в первый ряд троих юношей, дрожащих от страха перед приставами и судьей.
– Не бойтесь, – мягко успокоил их судья. – Вы просто постоите здесь и посмотрите на человека, которого приведут на допрос. А потом скажете, видели ли вы этого человека раньше, и если да, то где и когда.
В зал снова ввели вдову Лу, которую успели переодеть в черный татарский кафтан.
Мелкими шажками прошла вдова к судейской скамье; она плавным жестом расстегнула кафтан, полуобнажив шею и грудь, и повернулась лицом к залу. Она улыбалась и поигрывала нижней пуговицей кафтана. Судья должен был признать, что Лу великолепная актриса.
Староста приставов подвел к судейской скамье троих молодых людей.
– Узнаешь эту женщину? – спросил судья Ди у старшего из них. Тот смотрел на вдову с нескрываемым восхищением, а она отвечала ему кокетливым взглядом из‑под опущенных ресниц.
– Нет, ваша честь, я ее не узнаю, – наконец ответил он, с трудом переводя взгляд на судью.
– Не ее ли ты видел около бани в день, когда убили Лань Дао‑гуя?
– Что вы, ваша честь, – улыбнулся юноша, – там был мужчина!
Судья Ди перевел взгляд со старшего юноши на его товарищей, но и они отрицательно покачали головой, не отрывая глаз от вдовы Лу. Судья тяжело вздохнул и велел старосте увести троих молодых людей.
Как только они вышли, лицо вдовы немедленно изменилось. Она больше не улыбалась и не опускала глаза, – она смотрела прямо перед собой, холодно и недоброжелательно.
– Могу ли я теперь узнать, для чего был нужен этот спектакль? – осведомилась она. – Неужели закон предписывает, что избитую до крови женщину должно переодеть в мужской наряд и выставить на посмешище?
Несмотря на то, что вдову Лу не опознали, судья Ди был убежден, что отравила Ланя именно она.
– Суд требует, чтобы ты рассказала о своей связи с борцом Лань Дао‑гуем, – сказал он.
Вдова подалась вперед и закричала на весь зал:
– Можете терзать меня как хотите, мне все равно, что случится со мной! Но не трогайте его! Своими подозрениями вы оскорбляете его светлую память, и я отказываюсь в этом участвовать!
В толпе послышались возгласы одобрения.
– Тишина в зале! – закричал судья, ударив молоточком по столу. – Женщина, я задал тебе вопрос. Отвечай!
– Я отказываюсь отвечать! – с вызовом крикнула вдова. – Делайте со мной что хотите, но оставьте в покое память Ланя!
С трудом сдерживая клокотавший в нем гнев, судья Ди сказал:
– Это оскорбление в адрес суда. – Вспомнив предостережение госпожи Го, он добавил: – Эта женщина получит двадцать ударов плетью по ногам.
Зрители возмущенно зашептались. Раздались голоса: «Лучше ищите настоящего убийцу!», кто‑то прокричал: «Позор!»
– Тишина в зале! – возгласил судья. – Суду стало известно, что Лань Дао‑гуй сам обвинил эту женщину в убийстве!
Все замолчали.