– Что? – выкрикнула вдова, прежде чем судья Ди успел ответить. – Разве этого недостаточно?! Неужели же нужно еще раскромсать тело?
– Мы с тобой, Лу! – закричал кто‑то. – Мы знаем, что ты невиновна!
Вдова не успела ответить – в эту же минуту прозвучал приказ судьи начинать вскрытие.
Го снова опустился на корточки. Орудуя серебряным зондом, он внимательнейшим образом рассматривал концы костей, торчащие из тела. И когда он поднялся, передние ряды заметили полный смятения взгляд, которым Го смотрел на судью Ди.
Горбун заговорил не сразу.
– Докладываю суду, что во внутренностях тела нет никаких признаков того, что покойный был отравлен.
Вдова что‑то прокричала, но ее голос потонул в возгласах толпы. Люди напирали друг на друга, протискиваясь вперед, и орали:
– Смерть судье! Смерть святотатцам!
Судья встал со скамьи. Ма Жун и Цзяо Дай подскочили к нему, но он оттолкнул их; в толпе же, когда увидели судью, поднявшегося в рост, испугались и замолчали. Всем было интересно, что последует теперь.
Судья Ди скрестил руки на груди и объявил:
– Я говорил, что уйду с этого поста, и не намерен отказываться от своих слов. Но прежде чем я сниму с себя полномочия, я хочу предупредить всех: пока что я еще судья! Вы хотите убить меня? Убейте, но помните, что совершите государственное преступление и поплатитесь за это! Подумайте!
Эта краткая речь, произнесенная властно и уверенно, произвела на присутствовавших сильное впечатление. Люди больше не кричали; они смотрели и слушали.
– Есть ли здесь люди из Совета старейшин? Если есть, пусть выйдут, чтобы получить полномочия на перезахоронение тела.
Вперед выступил толстый мужчина, глава цеха мясников.
– Я поручаю вам проследить, чтобы похоронщики поместили тело в гроб и опустили его в могилу. После вы поставите государственную печать на могильной плите.
Судья повернулся и поднялся по ступенькам в паланкин.
Приближалась ночь. В кабинете судьи Ди царила гнетущая тишина, не нарушаемая даже потрескиванием огня: уголья догорели, и в кабинете было почти так же холодно, как на улице. Но ни судья Ди, ни сыщики не замечали холода.
Когда стала оплывать последняя свеча на столе, судья наконец прервал молчание:
– Мы испробовали все средства, но преступления так и не раскрыли. И если мы не найдем больше доказательств ее вины, мне придется уйти. Так нам нужно найти это доказательство во что бы то ни стало, и не откладывая!
Дао Гань зажег новую свечу. Яркое пламя осветило хмурое, утомленное лицо судьи Ди.
Внезапно раздался стук в дверь. Вошел слуга и доложил, что пришли Е Бинь и Е Дай и просят, чтобы их пропустили к судье.
– Пусть войдут! – сказал судья, порядком удивленный и озадаченный.
Е Дай опирался на руку старшего брата. Его руки были перевязаны, он едва волочил ноги, а лицо его было не просто бледным, а какого‑то жуткого зеленоватого оттенка. С помощью Ма Жуна и Цзяо Дая Е Бинь усадил его на диван.
– Ваша честь, – начал Е Бинь, – сегодня днем какие‑то крестьяне из восточного предместья принесли брата домой на носилках. Его нашли вчера, – он лежал без сознания за высоким сугробом. У него тяжелое ранение в голову, вдобавок он отморозил пальцы на обеих руках, но те крестьяне выходили его, и утром он пришел в себя и сказал им, кто он и откуда.
– Но что произошло? – спросил судья Ди, мгновенно отвлекшийся от своих бед и переключившийся на братьев Е.
Ему еле слышным голосом ответил сам Е Дай:
– Я только помню, ваша честь, что два дня назад по дороге домой меня ударили сзади по голове…
– Е Дай, я знаю, кто тебя ударил. Это был Чжу Да‑юань, – сказал судья Ди.
Это был Чжу Да‑юань, – сказал судья Ди. – Теперь скажи, когда точно он рассказал тебе о том, что Ляо Лень‑фан в его доме тайком виделась с Ю Ганом?
– Но он не говорил мне ничего такого, ваша честь, – ответил Е Дай. – Просто как‑то раз я ждал его у дверей библиотеки, услышал, как он с кем‑то громко разговаривает… Я подумал, что он с кем‑то ссорится, и приложил ухо к стене. Он орал, что Ю Ган и Ляо Лень‑фан путаются прямо у него под носом, выкрикивал самые грязные ругательства… Тут подошел дворецкий и постучал в дверь. Чжу вдруг замолчал, и когда меня наконец пригласили войти, я увидел, что с ним никого нет.
Он сидел там один и при этом был совершенно спокоен.
– Так вот в чем дело! Что ж, это снимает последние неясности в деле, – сказал судья и, снова обращаясь к Е Даю, закончил: – Случайно узнав об их связи, ты стал угрожать несчастному Ю Гану. Но Небеса уже сурово покарали тебя за это, Е Дай.
– Я лишился пальцев на руках, – простонал Е Дай.
Ма Жун и Цзяо Дай помогли Е Биню поднять Е Дая с дивана, и братья вышли.
На следующее утро судья Ди отправился на верховую прогулку, но не успел он отъехать от здания суда, как услышал возмущенные крики прохожих, а перед пожарной каланчой на расстоянии пальца от его лица просвистел камень… Судья въехал на старое войсковое поле и, проскакав несколько кругов подряд, повернул назад. «Зря я выехал сегодня на улицу, – подумал он. – Лучше не показываться на людях, пока не найдутся доказательства по делу вдовы Лу».
Еще два дня прошло в переговорах с местными чиновниками по поводу денежных расчетов. Помощники судьи целыми днями ездили по городу, пытаясь найти хоть какие‑нибудь зацепки, но каждый раз возвращались ни с чем.
Впрочем, один повод для радости все же был. Из Дайюаня пришло письмо от старшей жены судьи Ди, в котором она извещала, что ее мать благополучно одолела хворь и теперь быстро поправляется. Вскоре все жены судьи собирались выехать в Бэйчжоу. С грустью судья сказал себе, что, если дело Лу не разрешится, ему больше не придется свидеться с родными.
На третий день, когда судья Ди завтракал в кабинете, пришел слуга и доложил о приезде тысяцкого из ставки Генералиссимуса Вэня, привезшего письмо для судьи.
Тысяцкий – высокий, статный человек в полной военной амуниции – почтительно поклонился и вручил судье плотный конверт, запечатанный государственной печатью.
– Мне приказано дождаться ответа, – сказал тысяцкий.
Судья предложил тысяцкому сесть и распечатал письмо, не скрывая своего любопытства.
В письме говорилось, что военные приставы сообщают в ставку о народных волнениях в Бэйчжоу. Разведчики доносили, что на Севере готовится наступление варваров‑татар, и в достаточно жесткой форме Генералиссимус приказывал судье немедленно установить порядок во вверенном ему городе, являющемся одним из оплотов Северной Армии. В случае если судье необходима помощь, в город пришлют гарнизон солдат. Письмо было подписано начальником военных приставов и завизировано самим Генералиссимусом.
Прочитав письмо, судья Ди побледнел. Он схватил кисточку и написал короткий ответ:
«Окружной судья Бэйчжоу благодарит за сведения и готовность помочь, но желает доложить, что сам примет незамедлительные меры по восстановлению порядка и спокойствия в своем городе».
Судья запечатал письмо красной печатью суда и отдал его тысяцкому. Тот принял его с поклоном и, сказав «С вашего позволения», покинул кабинет. Когда за ним закрылась дверь, судья позвал слугу, велел ему подать мантию и шапочку и вызвать сыщиков.
Ма Жун, Цзяо Дай и Дао Гань с удивлением взирали на судью, облачившегося в церемониальные одежды; судья же, с тоской глядя на верных помощников, говорил:
– Так больше продолжаться не может.