Политики-карьеристы и представители прессы утверждают, что ему просто не хватает харизмы, но это дешевая и упрощенная идея, которая больше оскорбляет избирателей, чем самого Макговерна. Придурки, заправляющие политикой в этой стране, настолько загипнотизированы школой избирательной кампании Мэдисон-авеню, что на самом деле верят, будто все, что нужно, чтобы стать конгрессменом или сенатором — или даже президентом, — это улыбка на 32 зуба, толстая пачка денег и полдюжины журналистов.
Они говорят, что Макговерн просто не отвечает этим требованиям. Что, вероятно, правда. Но Маккарти был еще хуже. Его кампании 1968-го не хватало ни одной из, на первый взгляд, необходимых составляющих. У него не было ни денег, ни прессы, ни одобрения, ни телекамер… Всё, чем он располагал, — это хороший глазомер и чуткий слух, который помог ему расслышать отдаленный гул волны народной поддержки — волны, которую никто не решался оседлать.
Пока что по кампании Макговерна не видно, что он понимает такого рода вещи. При всей своей честности он все еще говорит на языке политики прошлого. И наивно полагает, что любой честный и умный человек, получивший хорошие результаты на голосовании по «существенным вопросам», может претендовать на Белый дом.
Но это чушь собачья! Сегодня в большой политике есть только два способа прорваться: один — появиться как злобный динозавр, имея за плечами мощную избирательную машину, которая до усрачки напугает вашу оппозицию (Дейли или Никсона), а другой — задействовать мощную, но находящуюся в подавленном состоянии энергию молодого разочарованного электората, который уже давно отказался от мысли, что мы все обязаны голосовать. Это — как говорят, что вы обязаны купить новый автомобиль, но выбирать вам придется между все теми же «фордом» и «шевроле».
Именно неспособность Макговерна понять это привела в кампанию таких людей, как Линдси, Маккарти и Ширли Чисхолм. Все они чувствуют, что целый избирательный пласт остался незатронутым. Руководитель кампании Чисхолм, холеный молодой политик из Канзаса по имени Джерри Робинсон, называет это «голосом спящего великана».
— Никто не обращается к ним, — говорит он. — К нам оттуда пришло много людей, которые не могут определиться, за кого голосовать.
Рон Деллумс, черный конгрессмен из Беркли, называет это «голосом ниггеров». Но он говорит не о цвете кожи.
«Пришло время кому-то возглавить всех ниггеров Америки, — сказал он на пресс-конференции на Капитолийском холме, когда Ширли Чисхолм объявила, что выдвигает свою кандидатуру на пост президента. — И под этим словом я подразумеваю молодых, черных, коричневых, женщин, бедных — всех людей, которые чувствуют себя исключенными из политического процесса. Если мы сможем собрать голоса ниггеров, то сумеем добиться реальных изменений в этой стране».
Деллумс — пожалуй, единственное выборное должностное лицо в Америке, кто чувствует себя достаточно свободным, чтобы смотреть в телекамеры и делать целенаправленный шаг-призыв в сторону «голоса ниггеров». Но он также в достаточной степени политик, чтобы понимать, что эти голоса действительно есть… Возможно, не в «Эксетер Инн», но холмы к северу и западу от Манчестера буквально кишат ниггерами. Их не было там, где произносились эти речи, и они, вероятно, не будут голосовать на предварительных выборах, но они есть, и их чертовски много.
Если вспомнить ту неделю в Нью-Гэмпшире, то моя задача заключалась лишь в том, чтобы следовать за Джорджем Макговерном по округе и наблюдать, как он делает свое дело — что было забавно, отчасти даже воодушевляло и уж по крайней мере не вызывало ощущения, что вам морочат голову.
Макговерн не похож на эдакого классического пробивного парня. Представители его избирательного штаба и сами не слишком понимают, чем все это кончится. Они очень порядочные люди. Они прилагают максимум усилий, они очень искренни, большинство из них — молодые волонтеры, получающие оплату полным пансионом, т. е. работающие за питание и проживание… Но всем им не хватает чего-то важного, и отсутствие этого чего-то болезненно очевидно для всех, кто помнит настроение добровольцев Маккарти в 1968 году.
Те люди были рассержены. Кроме того, тогда всех не покидало ощущение короткой передышки, витавшее в Нью-Гэмпшире. В кулуарных ночных разговорах в «Вэйфеарер» многие сотрудники Маккарти говорили, что это, вероятно, будет их «прощальной гастролью внутри системы». Были и те, кто признавался, что они бы лучше подсели на дурь, но были захвачены драматизмом, настоящей мужской силой «безнадежного вызова» Маккарти.
Национальным пресс-атташе Маккарти в то время был Сеймур Херш, который покинул кампанию в штате Висконсин и назвал Джина скрытым расистом. Два года спустя Херш снова воззвал к общественности, рассказав о месте под названием Сонгми в Южном Вьетнаме. Именно он вытащил эту историю на свет.
Пресс-атташе на уровне штата у Маккарти в том году был волосатый фрик по имени Билл Галлахер, державший свою комнату в «Вэйфеарер» открытой с полуночи до рассвета как своего рода всенощное убежище для любителей травки. Через год, когда я вернулся в Нью-Гэмпшир, чтобы написать о лыжном гонщике Жан-Клоде Килли, я покинул коктейльную вечеринку и поехал к Галлахеру в небольшую деревушку в Вермонте, где он был главой мини-коммуны. Он совершенно отошел от политики: у него была борода до пояса, а мысли заняты совсем другим. «Та затея с Маккарти была плохой идеей», — пояснил он. Его больше не заботило, кто будет президентом.
В этом году вы не найдете таких людей, как Херш и Галлахер, у штаб-квартиры Макговерна в Манчестере. Они бы перепугали сотрудников. Главный человек Макговерна в Нью-Гэмпшире — толстый молодой политик по имени Джо Грэнмейсон, похожий одновременно на патрульного и торговца подержанными автомобилями.
Грэнмейсон страстно желает дискредитировать Маски: «Мы не должны избирать президента, который три года назад сказал: “Ну и дела, я ошибся”… Думаю, пришло время, когда эти люди должны ответить за свои ошибки».
Действительно. Но, когда я спросил Грэнмейсона, правда ли, что он был делегатом Джонсона на Чикагском съезде в 1968-м, он попятился от меня, будто наступил на гремучую змею.
Мы встретились на коктейльной вечеринке Макговерна в деревушке под названием Кин в южной части штата.
— Поговорим об этом слове «ответственность», — предложил я. — У меня такое ощущение, что вы вляпались в дерьмо с этим выражением…
— Что вы имеете в виду? — отрезал он. — То, что я был делегатом Джонсона, не значит ровным счетом ничего. Я не работаю на него.
— Хорошо, — сказал я.
Мы стояли в коротком коридоре между кухней и гостиной, где Макговерн говорил: «Политические боссы хотят, чтобы молодежь выпала из системы… потому что они знают, что молодые люди могут изменить ее, а боссы не хотят никаких изменений».
«Все верно, — думал я. — Но как вы «измените систему», нанимая такого отсталого типа, как Грэнмейсон, управлять своей кампанией в Нью-Гэмпшире? Когда за операцию отвечает столь опытный провокатор, неудивительно, что штаб-квартира Макговерна в Манчестере полна людей, которые рассуждают и действуют, как нервные политологи-студенты на практике».